В разное время года проходимость болот различна. Там где нельзя пройти летом, легко пройти зимой, после того как ударят морозы, а весной или осенью увязнешь там, где летом не встречал препятствий. Тем не менее, не смотря на ощутимый холод, местные топи не желали полностью сковываться льдом. Мне приходилось идти, тщательно выбирая свой маршрут, что бы ненароком не провалиться в толщу ледяной воды, которая зловеще поглядывает на меня из каждой проруби.

Практически у всех людей, не бывавших на болоте, упоминание об этих местах вызывает неприятные ощущения. Всем, кажется, что болота смертельноопасны, или, что на них водятся приведения, что запах гнили удушающий, наверное, путают с помойкой... Но я в топях - не первый раз, как ни крути. Однако, и для меня, болота теперь уже начинали казаться чем-то дьявольским, может не все, но эти, здесь, уж точно. И ведь не поспоришь потом со всеми этими городскими, на болотах порой действительно происходит полная чертовщина.
По сути, в болотистых местностях мало кто живет, дороги сквозь них не прокладывают, магазины на них не строят. Хотя, слышал я, что аж целый город умудрились на болотах построить, да еще и столицей потом сделать, ну да ладно...

Морозец пощипывал нос и щеки. День выдался по истине зимним. Дыхание с паром вырывалось изо рта. Всю дорогу от хуторка, который я признал в свои воспоминаниях, как место, где я повстречал зомби (от этого я во внеочередной раз повел плечами, а может это все ранний подъем поле короткого сна, в такие моменты, да еще и на холоде, всегда пробивает нервная дрожь), я шел и представлял, как приду в этот теплый и уютный, обустроенный схрон, во всяком случае мне хотелось в это верить. Я представлял как приму ванну, поем жареной картошечки с грибами, завалюсь спать поближе к печке, улегшись на мягкую перину. Эта мысль согревала душу. Тело же никак не желало согреваться, несмотря на быстрый темп, который я взял с начала пути.

Хуторок, а точнее его развалины, был помечен в письме как отправная точка. От него следовало идти все более углубляясь в центр топей, к заброшенному поселку у берега озера.
К слову, некоторые виды болот являются самыми экологически чистыми местами на Земле. Можно неделями ходить по болоту, а обувь останется такой же чистой, как только что из магазина. Воду с собой брать не нужно, достаточно вдавить кружку в торф и она наполнится прекрасной водой. Однако, - я покосился во внеочередную воронку с грязной, мутной и как будто бы чернеющий водой, - я бы тут пить не рискнул, пусть даже и умирал бы от жажды.

Если же продолжать развивать эту тему, то можно еще кое-что добавить - мох-сфагнум, из которого в основном состоит торфяная залежь, является превосходным антисептиком. Кроме того, им можно просто мыть руки, чистить одежду и т.д. например, конопатить избы. Является ли это болото в "Зоне", таким же полезным, как и остальные его собратья? - Я шел, прижимая к груди сверток с оружием, предусмотрительно засунув руки в рукава друг друга.
Брел я уже, наверное, не первый час, старательно перебирая ногами в этих бесконечных сугробах, которые, казалось, на мили вокруг были абсолютно нехожены, а может я просто не мог разглядеть на них человеческий след, или звериный... От последнего, в голову стали лезть всякие неприятные мысли, но я довольно быстро отогнал их, покрепче прижав к телу завернутый в плащевину автомат.

Зимой, если болота промерзают, и лед держит, то идти легко. Рано выпавший снег задерживает промерзание и только маскирует опасные места, но на мое счастье, я пока шел вполне себе спокойно, шел, копаясь в воспоминаниях.
Если память мне не изменяла, то я шел по болотам, бежал от живого трупа, затем чувство полета и бессознанка. Потом, стало быть, я проснулся в хибаре этой... Зимой! Да еще и не в своих штанах! Логично было бы предположить, что меня сюда кто-то перенес, да переодел, да вот время года смущает... И.. В общем.. Откуда у меня воспоминания о трапезе у костра? О лестнице, да и сирена эта... Как сейчас ее звук помню. Это что, не мои воспоминания? Или что?
- Я ничего блять не понимаю... - Последнюю фразу я произнес вслух и как-то по-детски обиженно, что ли.

Если повертеть головой по сторонам, то вокруг, насколько позволял присыпанный снегом камыш, можно было видеть унылую, чуть пересеченную холмами и мелкими овражками равнину. Ветер понемногу сдувал снег с вершин холмиков и в итоге намел непроходимые толщи в низинах, где над снежным покровом лишь кое-где виднелись верхушки, занесенного до самого верха болотных кустарников.

Я старался идти по кочкам, прокладывать дорогу по холмикам, но все равно, чем дольше я шел, тем прочнее вяз в снегу. Силы понемногу истощались, молодецкий задор в глазах гас, как вдруг, я поднял взгляд и увидел буквально в нескольких сотнях шагов от себя.

Приободрившись, я с новыми силами затопал по финишной «прямой». Густо мельтеша в воздухе, снежные крупинки косо неслись по ветру, с тихим невнятным шорохом быстро засыпая иссушенную морозом траву и жухлые заросли осоки, которые еще не успели полностью скрыться в снежном одеянии. Снежинки белыми пятнами ровно устилали замерзшие водяные прогалы, которые я аккуратно обходил. Но этих прогалов в траве было много, и я, поняв, что никуда от них не деться на этом мшистом, отчего-то лишь слегка припорошенном снегом болоте, пошел напрямик, не разбирая дороги. Местами я неглубоко проваливался в мох, но до воды не доставал, все-таки болото за последние дни хорошо промерзло.

Хутор как будто бы построили на болоте, что твой город, хотя, наверное, болото тут появилось уже после.
Дома здесь были такие же ветхие, но сохранились чуть лучше. Запах стоячей воды ощущался не так сильно, а может я уже просто привык к этим болотным испарениям. Колодец, который я искал, был обнесен снегом, так что, нашел я его лишь тогда, когда во второй раз стал обходить местные домишки. Он неприметно спрятался во дворе одного из домов. Бетонное основание сливалось со снегом, а может то была игра света, сейчас уже не важно. Я подошел вплотную и голыми руками стал разгребать снег с деревянной доски, которая успела слегка разбухнуть от сырости. С усилием подняв ее, я обнаружил самодельную лестницу, с врезанными в бетон металлическими скобами, уходившими неглубоко вниз. Там, на полу, виднелся еще один люк.

Зябко переминувшись с ноги на ногу, я схватился за скобу.
- Ух!.. Сукааа, - сдавленно прошептал я, - холодные.
Постояв еще немного, я расстегнул часть куртки и вложил сверток внутрь, отчего ледяное дуло автомата легло мне на плечо. Поежившись, я стал спускаться, предварительно полузакрыв крышку колодца, что бы свет частично проникал внутрь.

- С Богом! - Откашлявшись, сказал я себе.
Ловко перебирая руками и упираясь кроссовками в скобы, я спустился на метра три вниз, и оказался в своего рода землянке, отсыревшей и холодной. Неловко подвигав руками, имитируя зарядку, я, выработав немного тепла, вновь склонился над уже вторым люком. Металлический, как в какой подлодке или сейфе, он имел одну большую ручку сбоку, за которую я ухватился и всеми силами потянул.

- А разве так хтось размовляе? Хиба шо вы якись москаль, - громко сказал я в ответ, но голос к счастью не дрогнул, - говорю ружье, дед, смущает!
Дедок был одет в ватник времен чуть ли не второй мировой. Желтая ткань местами была измазана масляными пятнами. Подпоясан дед был добротным кушаком, а на голове, чуть набок, носил ушанку. Вылитый боец из штрафбата, - ухмыльнулся я про себя.
- А шо тут роблю, так а шо, заборонено це кем чи шо? - С вызовом бросил я наверх, - як шо вы тут живэте, у сили, то я извиняюсь, алэ коли я тут ходив, я никого не бачив, так и подумал, шо никого нэма... Выбачайте!
Глаза постепенно привыкали к полутьме, царившей здесь, и я смог разглядеть разбросанные вдоль стены угольки.

Выстрел грянул сразу после этого до жути пугающего звериного крика, если только какой-то зверь способен его издать. Двустволка буквально плюнула торопливым дуплетом, и пули зарикошетили о покатые стенки. От страха и неожиданности я шмякнулся на пятую точку и будто бы вжался в пол, интуитивно прикрыв голову руками, что бы дробь ненароком не попала в меня.

В нос ударил запах пороха. Я резко посмотрел наверх. Дед стоял над краем колодца, не шевелясь, лишь ружье выпало из его ослабевших пальцев, но до того момента как оно глухо стукнулось о край бетонного колодца, деда буквально смело нечеловеческой силой, под звук ломающихся от удара костей его тела.
Секундное оцепенение, и вот, я уже открываю толстую крышку металлического люка, который на удивление довольно легко распахнулся под моими усилиями.

Такой вот люк должен немало весить - быстро его не откроешь. Однако, в критических ситуациях, когда организм в большом количестве получает существенный всплеск адреналина, человеческое тело как будто бы снимает оковы - ограничители его возможностей, которые установлены природой, что бы человек сам себе не повредил, и тем самым, увеличивает свою физическую силу, заставляю мышцы работать по максимуму. И даже сверх меры.

Сверху до меня доносились всевозможные чавкающие звуки, но я уже летел в темноту подвала, с силой зажав зубами нижнюю губу.
Дощатый пол твердо встретил мое приземление, и я, согнувшись в коленях, по инерции упал на него, упершись руками. Задыхающийся от волнами накатывающих на меня приступов паники, я в тоже мгновение, не теряя секунды, резко встал и в прыжке захлопнул за собой люк.

Я не помнил, как задвинул засов. Не помнил, как в темноте метнулся в сторону, и тут же, врезавшись в глиняную стену, упал на спину, широко раскинув руки. Из глаз тогда посыпались искры, а на лбу выскочила небольшая шишка. Не помнил я так же и то, как сама, без моей помощи, зажглась лампочка у противоположной стены, какие горели во всяких военных бомбоубежищах.
Я помнил только то, что лежал тогда у той стены, обхватив колени руками, и весь трясся, беззвучно шевеля губами одно и то же слово - "Блять".
Я говорил это слово вновь и вновь, в надежде, перекричать эти ужасающие звуки разрывающийся плоти, нечеловеческие вопли и крики, что словно на пленке в магнитофоне прокручивались у меня в голове.
Я лежал, с силой сжав веки. До боли, до точек в глазах.

Не знаю, сколько это продолжалось, но в один момент эти звуки стихли, и я отчетливо расслышал бешено стучащее сердце, готовое вот-вот выскочить из моей груди подобно беспокойной канарейке, которая случайно залетела в маленькую комнатку через приоткрытую форточку каким-нибудь теплым летним днем.
Я приоткрыл глаза и стал медленно, едва слышно дышать, натужно, до звона в ушах, вслушиваясь в тишину.
Ничего... Лишь монотонное жужжание лампы, навевающее воспоминания о школьной учебе в жарких тесных классах, пропитанных напряжением во время написания очередной контрольной.

Я медленно сел опираясь об пол рукой, и поджал под себя ноги. Сглотнув скопившуюся во рту слюну, я медленно обвел глазами схрон. Низкий, заросший подобием мха потолок так и давил на психику, усиливая ощущение какого-то заключения, развивая во мне боязнь запертых помещений, которой у меня отродясь не было.
Тумбочки.. стол.. какие-то коробки под ним...

Я сдавленно всхлипнул. Ну что это такое? Пап, ну как так, что тут происходит? С зареванными глазами я вытащил из под себя начинающие затекать ноги и пересел поближе к углу. Думать о происходящем совершенно не хотелось. Хотелось просто плакать. Плакать от безысходности, и чувства, что никто не поможет. Казалось, что это конец...

Поутешав самого себя еще какое-то время, я, наконец, взял себя в руки, вытер лицо рукой, попутно размазав слезы и сопли по рукаву, и встал, опираясь о стену.
Красными от слез глазами, я вновь осмотрелся. С нового ракурса я подметил кучку хлама в противоположном от меня углу и мощные зимние берцы. Шмыгнув носом, я вдруг понял, что мои кроссовки давным-давно промокли.
- Еще простудиться не хватало, - промямлил я вполголоса и присел рядом с обувью, меряя подошвы.
И как бы в подтверждение моих слов я коротко чихнул.
- Ну вот, - разочарованно, со сбитым дыханием ответил я сам себе с едва заметным укором и стал шнуровать ботинки.
Получалось не шибко хорошо - пальцы не хотели меня слушаться, но дело понемногу спорилось. Заодно переодев влажные от снега носки на те, что были аккуратно вложены в пыльные берцы, я встал и немного прошелся в них. Сидели как влитые. Я ставил ногу то на носок, то на каблук, красуясь сам себе. Мне отчего-то нравилось, как они на мне сидели.
Истерика понемногу сошла на нет, и я, уже по-хозяйски, проверял содержимое отцовского погреба, в котором он завещал мне найти ответы, лишь иногда негромко всхлипывая и тихонько пошмыгивая носом.