Обследовав убежище внутри колодца на предмет различных, имеющих для меня хоть какое-то значение безделушек, я ненадолго присел на одну из стоявших здесь же тумб, предварительно подстелив под себя свернутую вдвое куртку.
Как только я оказался в схроне - я тут же повалился на пол. Сейчас и не скажешь, сколько я пролежал в полутьме погреба. За несколько часов такого лежания вполне реальным было бы застудить почки, однако, будем считать, что я просто прилег отдохнуть на пару минут. Тогда я чувствовал, что теряю контроль над собственным рассудком, и лишь неимоверным усилием воли сумел прекратить приступ паники. Хотя, на самом деле, отвлечься от самокопания мне помогли две вещи.

Во-первых, я хорошенько поревел - освежился, так сказать. Сумел перестроить свой организм с истерической волны на относительно оптимистическую. Это в той или иной степени помогло мне начать думать, анализировать обстановку и принимать хоть какие-то осмысленные решения.
Как следствие, после недолгой ревизии, я сейчас сижу и начинаю есть.
Ну, и во-вторых, я сейчас здесь. Живой и невредимый, а не там снаружи - растерзанный и мертвый.
- Хех, - невесело хмыкнул я.
Оказывается, все не так уж и плохо, - тихо прошептал я, успокаивая сам себя.

Покрутив в руках жестяную банку со стертой годами этикеткой, я еще некоторое время с сомнением изучал ее. Нерешительно вздохнув, я полез в карман кителя за открывалкой. Не то что бы эмоциональное перенапряжение вызывало у меня чувство голода, скорее наоборот... – Я на секунду вспомнил перекошенное лицо старика и тут же подавил в себе рвотный позыв. - Но пока есть возможность, покушать все-таки стоит.
С такой мыслью я ногтем выдвинул консервный нож из черной ручки мультитула и стал методично вскрывать консервы.
Внутри довольно ожидаемо оказалась тушенка. Никого не стесняясь, я прямо пальцами стал ее поедать, негромко чавкая и слегка причмокивая. Все это дело я было пытался заедать черным хлебом, однако, тот так сильно зачерствел, что решив более не испытывать судьбу и не ломать зубы, я отложил его до лучших времен.

К слову, если вы до сих пор не понимаете, как выглядит данный схрон, вам обязательно стоит посетить какой-нибудь сельский погреб. Ну, или не надо далеко ходить – любой ПГТ. Там, по старой доброй традиции, у большинства автолюбителей под гаражом находится ровно точно такой же погреб, как и тут. Низкий, с покатыми и неровными стенками, с самодельной простецкой мебелью. Сырой и холодный. Тут разве что стеллажей с соленьями нет. Да и, пожалуй, вместо обычной лампы накаливания, свисавшей с потолка на тоненьком, перемотанном изолентой шнурке, здесь располагалась красная аварийная, в защитной оплетке, работающая не пойми от чего и располагавшаяся чуть выше середины стены, напротив массивного такого, добротного стола.

Итак, что же мы имеем, - обвел я взглядом все добро, вытащенное на поверхность столешницы.
Автомат, - покосился я на неприметный серый чемоданчик, - пустые, стало быть, магазины, - размышлял я, взвешивая их руками. - Автомат побольше, - перевел я взгляд на практически такой же серый чемоданчик с пластиковыми застежками, - коробочки с патронами и иже с ними автоматные рожки.
Опять оружие... Или как некоторые любят поправлять – снова, - Я поставил принесенный мной сюда автомат Калашникова рядом с ними. Смотрелся он как-то более потрепанней, подешевле, что ли.

Вытерев жирные пальцы об камуфляжную штанину, я ловко спрыгнул с тумбы, и, балуясь найденным здесь же динамо-фонарем, стал рассматривать патроны. В коробочке, найденной на поверхности, в избушке, патроны были длинные, с заостренными верхушками. Имевшиеся здесь же, в каждой из пяти коробок, были чуть короче, толще в диаметре и как будто более приплюснуты. Хотя нет, не как будто, реально так и есть, - сравнил их я. Небрежно кинув патрон левой рукой обратно в коробочку, я, продолжая нажимать на рычажок динамо-фонаря, стал рассовывать по карманам кителя всякий мелкий скарб, который мог бы мне пригодиться.
Так ко мне в нагрудный карман перекочевали блокнот и все пишущие предметы, а так же найденные на полу патроны к ружью.

Выглядело это так, будто бы я заправский охотник, не хватало только патронташа висевшего на плече и продетого через голову. Подняв и аккуратно распрямив рюкзак защитной раскраски, я закинул в одно из отделений оставшиеся две банки тушенки, а так же два резиновых жгута. Не густо, но все же лучше чем ничего. Ах да, - вспомнил я про буханку хлеба, - иди-ка ты тоже сюда.
Постепенно, почти полностью оправившись от шока и сконцентрировавшись на перебирание различного отцовского хлама, я стал замечать какое-то непонятное поскребывание. Что интересно, доносилось оно с разных сторон и лишь тогда, когда я активировал моторчик фонаря.

Я изо всех сил напряг слух и попытался проследить за посторонними звуками, идя вдоль стены. Они то стихали, то возобновлялись, не давая мне понять, откуда звук все-таки исходят, однако, мое внимание привлекло кое-что другое - куча какого-то хлама вперемешку с мусором. За ним, едва заметно зиял черный проем. Подойдя вплотную и сдвинув ногой сброшенное здесь в углу барахло, я увидел лаз радиусом в две моих ладони. Если присмотреться, он был слегка затянут паутиной, колышемой от легкого колебания воздуха в проеме.

В детстве, когда я ходил в туалет на улице и видел там пауков, отец говорил мне не бояться их. Они ловят других насекомых, мух и комаров. Пауки себе спокойно живут в паутинке, и мешать тебе делать свои дела в туалете, никак не собираются. Они наоборот – защищают тебя в таком уязвимом положении.
Собственно, никакого страха перед парой-тройкой паучков внутри сырого погреба у меня не было, но вот суматошная возня насекомых, доносившаяся за паутинкой, начинала распалять во мне панику, как будто тлеющие в камине угли.

Я резко распрямился и щелкнул флажком фонаря, переводя последний в режим работы от накопленной энергии. Сердце вновь стало ускоряться. Необходимо было решить, чего я боялся больше. Быть заживо поедаемым членистоногими и не суметь им сопротивляться в этом замкнутом помещение, или с оружием наперевес выйти из колодца на поверхность и взглянуть в глаза тому, что там меня ждет и по возможности дать отпор.
Для меня выбор был очевиден. Несмотря на все перенесенные мной эмоциональные потрясения, я все еще хотел жить, и инстинкт самосохранения неумолимо гнал меня наружу, подальше от всех этих подземелий.

Трясущимися от перевозбуждения руками я неумело пытался зарядить магазин автомата, мысленно себя подгоняя. Как это обычно и бывает, все получалось, но не так быстро и аккуратно, как если бы я не волновался. Но успокоиться у меня уже не выходило, да я и не особо пытался.
Запихнув, наконец, патроны, я неуклюже защелкнул обойму в автомат и облокотил его у лестницы, ведущей наверх.

Бросив быстрый взгляд на обшарпанный стол, с оставшимися там вещами, я, недолго думая, охапкой сгреб все коробочки с патронами внутрь рюкзака, затем защелкнул чемоданчики и проворно стал пихать их внутрь. Не то что бы я был настолько жадный или умел обращаться со всеми этими видами оружия, но... Возвращаться я сюда более не планировал, а значит, надо унести отсюда по возможности все. Из этих же соображений, в рюкзак перекочевали чехол для бронежилета, непосредственно сам кевларовый бронежилет и металлические пластины. Печально взглянув на мокрые кроссовки, я, поколебавшись еще немного, втиснул и их.

Быстро просунув руки в рукава куртки, я также оперативно зашарил по карманам. В правый – свободный, я сразу пихнул фонарик, а в левом было что-то непонятное на ощупь, как будто пюре, в котором было что-то похожее по фактуре на бумагу. Вытащив это на свет божий, я противно сморщился. В нос ударил стойкий запах дерьма. С отвращением вытерев руку с клочком бумаги об стену, а затем и об штанину, я мельком просмотрел эти каракули, и снова скомкав бумагу, спрятал ее в недрах кармана армейских штанин. Позже разберусь, - небрежно отмахнулся я, запихивая перчатки в боковые карманы в районе бедра. – Надо делать отсюда ноги!
С усилием оторвав рюкзак от пола, и закинув его за спину, я почувствовал силу, с которой лямки врезались мне в плечи. Хорошо, что это хотя бы не веревочки от вещмешка, а нормальные широкие лямки, иначе стер бы я кожу, даже сквозь одежду.
Уверенно поставив ногу на пыльную ступеньку на совесть сделанной лестницы, я нагнулся за автоматом и, прижимая его к себе, стал подниматься вверх, придерживаясь свободной рукой.
Сейчас я отбросил все тени сомнений перед одним, чтобы ни встретиться лицом к лицу с другим. С другим страхом. Или то уже не было страхом?
Как говорили в одном известном фильме: «Выходит, ты больше всего на свете боишься страха. Это похвально!»

Крышка люка довольно легко поддалась моим небольшим усилиям и плавно приподнялась, образовав небольшой зазор, в который я осторожно просунул дуло автомата. Со стороны это, наверное, выглядело по-пижонски и смахивало на действия какого-нибудь умелого бойца спецназа из голливудских блокбастеров, коим я, конечно, не являлся. Тем не менее, высунуть сначала оружие было вполне себе здравой идеей сразу по двум причинам как минимум.
Во-первых, при обнаружении чего-либо неопознанного и явно несущего опасность для меня, я без проблем смогу открыть огонь на поражение.
Во-вторых, если люк вдруг ни с того ни с сего начнет закрываться, вставленный в щель ствол автомата воспрепятствует этому. Все-таки не хотелось лишний раз заработать себе шишку на голову или прищемить пальцы, и потому я, аккуратно придерживая ручку люка, медленно поднялся наружу, другой рукой неловко стискивая рукоять калаша.

Да, что-что, а различить русский автомат от многих других я был как раз таки в состоянии. Как-никак это их национальное достояние! Помнится, давным-давно по телевизору говорили, что достижения Калашникова – «это символ творческих способностей нашей нации, того, что мы можем делать». Эта цитата Медведева по непонятным мне доселе причинам прочно засела в недрах моей памяти. Их президент тогда еще назвал Калашникова примером служения Отечеству. Высказался на тему развития экономики, нехватки изобретений. Говорил, что нечасто происходят явления подобного рода. И имел он в виду не только автомат Калашникова, но и национальный бренд, созданный Вами, который вызывает у россиян чувство гордости, чувство сопричастности истории, и желание работать на будущее.

Канал тот был интересным... Время от времени, в перерывах между прямыми включениями и заготовленными сюжетами там пускали программы-беседы, куда приглашали тех или иных, сведущих в нужной на данный момент области людей. Смотреть это все было интересно, а потому, залипал я в телевизор у нашей соседки довольно часто, порой, даже допоздна, от чего отцу приходилось извиняться за мои действия, впрочем, соседка была не против, и папа не всегда узнавал правду.
Но, как это бывает, все хорошее рано или поздно заканчивается - канал тот закрыли - повсеместная цензура и блокировка русскоговорящих каналов была неизбежна. Украина вела политику евроинтеграции, а Россия при таком раскладе была полноценной помехой...

Я сделал несколько неуверенных шагов и замер, выдыхая ртом клубы пара - легкий морозец с непривычки пощипывал ноздри. В воздухе все так же угадывалась осенняя сырость и затхлость, однако после схрона дышалось все равно легче. Появилось чувство свободы.
Пространство вокруг, куда ни взгляни, было сплошь усеяно опавшими листьями: желтые, рыжие, они небрежно лежали друг на друге, как будто замерли в своем природном танце.
Склонив голову, я внимательно стал их разглядывать.
Они блестят. Блестят и переливаются в солнечных лучах. Замерзшие, словно экспонаты в музее, палые листья неровно лежат на земле плотным слоем. Хитросплетения травы осторожно выглядывают из-под нее. Они как будто спрыснуты клеем - замерли в своих причудливых узорах с комками инея на себе.

Перехватив автомат за цевье, я скинул рюкзак на промозглую землю.
- Да где же я, мать мою... – Растерянно произнес я, выпуская изо рта облако пара, - ГДЕ ЧЕРТОВ КОЛОДЕЦ?
Разгоряченный собственными мыслями от предстоящей битвы, я сейчас стоял в незнакомом мне месте совершенно один. Потрясенный и опустошенный. Мне вдруг стало жарко, и я одной рукой расстегнул куртку.
Неловко переминаясь с ноги на ногу, я постепенно, незаметно для самого себя, обогнул свой рюкзак по маленькому радиусу, рассматривая близлежащий пейзаж. При этом листва под моими ногами негромко похрустывала и едва заметно продавливалась при каждом моем движении.
Поляна, на которой материализовался люк, была утыкана одинокими чахлыми осинками, стоящими друг от друга на расстоянии. Они смотрелись как-то угрюмо, по-осеннему тоскливо. Мир вокруг меня как будто бы вымер, а время остановилось.

Вдалеке просматривались вздернутые вверх ветви тополя. В детстве я всегда почему-то путал их с кипарисами, пока, наконец, не увидел и то, и то вживую.
Осторожно присев на рюкзак, чтобы не повредить содержимое, я похлопал себя по карманам штанов и разочарованно выдохнул. Сигареты, ровно, как и вложенная в пачку зажигалка, остались в других штанах. К слову говоря, как на мне оказались другие штаны - я не помню, - подумал я и поднес руку к груди - она отчего-то сдавленно побаливала. - Да и куртку с жилеткой сменил полевой армейский китель. Я сейчас и правда, с виду похож на военного, - провел я взглядом по автомату, лежавшему у меня на коленях. - Только вот где мой рыбацкий костюм и остальные вещи я уже не представляю. Я уже вообще мало что понимаю... – устало заметил я, периодически оглядываясь, - и куда мне идти? Что я тут делаю вообще?