Через целую вечность тяжелого, тошного сна я вдруг резко открыл глаза и как будто бы вынырнул из этого томного плена. По телу растекалась приятная слабость, но в целом, я был свеж и бодр. В конце концов, пришло осознание того, что я лежу на каком-то грязном матрасе и пялюсь на отклеившиеся ближе к потолку обои. Цветочный орнамент был совершенно убогим и навевал воспоминания о чем-то давно забытом, не столь важном, что бы отложится в ячейках памяти, но все же о каком-то родном что ли...

Где-то невдалеке, в соседних комнатах, раздавались голоса, которым порой вторили дурацкие смешки и сиплый гогот. Упираясь рукой, я присел на край матраса, попутно свесив ноги.
- Смотри ты, очнулся! - внезапно громко раздалось за моей спиной.
Осторожно повернув голову, я увидел незнакомого мне ранее мужчину в замызганном плаще.
- Жить, значит, будешь. А то напугал ты нас... - Обдал он меня запахом перегара. - Эй, Зеленый! - проорал он куда-то в сторону, - клиент твой очнулся, выдай ему, что положено!

Я устало протер глаза. И хотя я чувствовал, что хорошо выспался и отдохнул, какого-либо понимания картины мне это не давало.
- Чего, удивлен, да? - Хлопнул он меня по плечу, - считай, на волонтеров набрел. Я одному хорошему человеку обещал, что чью-нибудь жизнь спасу, а не загублю. Такую он с меня цену просил, когда с того света вытаскивал... Ну, сейчас Зеленый тебе вещи вернет, бинтов еще выдаст или чего там у этой медицинской братии положено, ты и свалишь. Смотри, не попадайся мне больше - карманы выверну на раз, ага.
Подавив яркое желание громко зевнуть, я было хотел расспросить этого типа обо всем, но он уже успел выйти из комнаты, оставив меня на откуп какому-то зеленому.

Потянувшись, я со вздохом опустил голову и завел руку под футболку. Едва заметная при "потягушках" боль в груди, оказалась огромным лиловым синяком на моих ребрах, но удивиться я не успел. Размашистой походкой, в комнату зашел довольно молодой с виду паренек и с улыбкой вручил мне мой рюкзак. Я было открыл рот, но он тут же поспешил ретироваться обратно, уже из-за стены бросив мне:
- Давай, поспеши, выброс же.
Разочарованно цыкнув, я довольно проворно поднялся с кровати и направился вслед за парнем, не забыв подхватить и рюкзак, и лежащий под изголовьем свернутый военный китель, заменявший мне подушку. Что-то все тут какие-то суматошные что ли... И что за выброс такой?.. И где я черт побери?.. Вопросы огромным роем крутились у меня в голове, пока я спешно догонял того паренька.

Когда же я наконец нагнал его, тот уже успел выбраться из дома, и обмениваясь фразами спускался с еще одним незнакомым мне мужиком в прилегающий к дому подвал, ну или погреб.
Я же вздохнув свежий, слегка пропахший сыростью воздух, решил закурить, оставшись в сенях, близ разведенного внутри дома костра.
Люблю так покурить на свежем воздухе. В курилке, дома на кухне, на лестничной клетке - не то. Здесь же и окна выбиты, и ветер гуляет. Для меня важно после затяжки вдыхать свежий воздух, так что... Сколько же я не курил? От не знания ответа я лишь сильнее хотел почувствовать табачный дым. Первая тяжка, самая прекрасная. Когда от нее еще так легонько вставляет, кружит голову и... И ноги такие, как будто ватные.

Наконец, после долгих поисков, сигарета из слегка помятой пачки перекочевала ко мне в рот. Щелчок - и я уже с удовольствием тяну свой честер. Присев на один из перевернутых и непонятно мне маркированных ящиков, я задумчиво посмотрел в оконный проем. Темная кромешная тьма. Лишь танцующие на стенах отблески костра.
Что-то тревожное вдруг проснулось где-то в глубине меня. По спине легонько пробежались мурашки, от чего я слегка повел плечом.

В одночасье, тяжелый, зубодробительный гул стал накатывать со всех сторон. Казалось, от него стали мелко вибрировать все мои внутренности. К горлу в который раз за последнее время подкатила тошнота, и комнату вдруг высветило густым, насыщенным багрянцем. Вокруг опять загудело, и я приоткрыл рот, что бы ни так ощутимо била по зубам мелкая, но болезненная вибрация. Дымящаяся сигарета выпала из моих ослабевших пальцев на неровный пол. Багровый неприятный свет, лившийся из окна, на мгновение погас, но зато в голове, громко запело на одной ноте, словно я разом приложил к ушам две телефонные трубки.
В воздухе проявились нотки озона, как в городе после дождя.

В каждом человеке сочетаются разные стороны натуры: низменное и высокое. Именно это чаще всего интересует и притягивает каких-нибудь литераторов. Не каких-то там писак из этих вшивых и вонючих журналов да газетенок. А настоящих, произведения которых становятся программой жизни тогдашней молодежи.
Будучи человеком, влюбленным в жизнь, взлеты и падения людей мне интересны как раскрытия возможностей человеческой личности. Именно это меня и интересует. Как же человек проявляется в различных жизненных обстоятельствах? Что именно побуждает его к подвигу и предательству? Как говорил классик: "Началась и потекла со страшной быстротой густая, пестрая и невыносимо странная жизнь... слишком обильная жестокостью темная жизнь "неумного племени"".

В воспаленном сознание всплыло овальное лицо со шрамом на носу. Сразу как наяву вспомнились жуткие спазмы в районе живота, острая боль в груди и эта гнилая вода, затекающая за шиворот куртки. Оттенки метана, сероводорода и прочих газов органического гниения просачивались сквозь повсюду росший вокруг меня мох, от чего голова начинала кружиться пуще прежнего. Повсюду раздавалось это противное лягушачье кваканье, раскатывавшееся на далекие километры этих богом забытых топей. А потом в голове с новой силой зазвучал оклик того незнакомца со шрамом: "Эй! Эй!.. Эй!.. Эй!" И эта мелькающая перед глазами рука, сводящая меня с ума...

- Эй, очнись, парень! - грубо тряс меня за плечи какой-то мужик.
Глупо заморгав, я сразу же вытер стекавшие по подбородку слюни рукавом куртки.
- Даваай! - рывком поднял он меня на ноги.
Обалдевший от таких манер, я покачиваясь хотел было высказать грубияну все то, что я о нем думаю, как в небе оглушительно трескуче хлопнуло. Не дожидаясь каких-либо действий от меня, мужик все так же бесцеремонно потащил меня за собой в погреб. Тело не слушалось, ноги вдруг оказались мне не подвластны и подкосились. Да я бы и рухнул, если бы он вовремя меня не подхватил.
- Ништяк садануло, - крикнул он не оборачиваясь.
Стенки погреба залило огненно-рыжим светом, постепенно тускнеющим до светло-вишневого. Я было хотел ему что-то ответить, но изо рта лишь вырвался глухой хрип. Снова волна тошнотворного гула, отдающаяся в голове острой болью. Он же с прежней силой волочит меня по ступенькам.
Последнее что я увидел, перед кромешной тьмой подвала, я буду помнить вечно и вспоминать так же детально и четко, как будто бы переживая это снова.
Небо. Я раньше никогда не видел такого неба, подсвеченного больным розовым огнем, от чего низкие тучи выглядели громадными кусками окровавленного мяса, шевелящимися, какими-то удивительными объемами, между которыми пробивалось рыжее, злое мерцание.

Наконец меня перестали тащить и оставили у стены. Мужик, волочивший меня, вдруг споткнулся, его повело в сторону, а затем он упал на колени и ничком опал на бетонный пол.
- Долго еще? - едва услышал я сквозь давящий вой в ушах, затем у меня в носу что-то тихонько хрустнуло, и по губам побежала теплая, липкая струйка.
Зрение почти перестало работать, но через силу я все же разглядел сидящих около светильника людей. Один из них подтянул к себе упавшего мужика и ответил что-то невразумительное.
Сознание мое предательски все никак не уплывало от меня и мне приходилось лишь лежать, убиваясь от этого непрекращающегося ни на секунду гула. В нос ударил резкий запах рвоты - кажется, кто-то еще не выдержал накатывающей волнами дурноты.

В подобных экстремальных ситуациях человек, как правило, мечется, как угорелый, действует спонтанно, механически, что называется – на автомате. Действия становятся непродуманными, впору поддаться панике, в лучшем случае смятению и замешательству.
Метаться — буквально значит бросаться в разные стороны. Например, человек слышит угрожающий грозный рык какого-то зверя в темноте и, не видя его, начинает со скоростью пулемета бросать во все стороны камни. Шансы попасть в зверя чрезвычайно малы, а вот разбить окна в чужих домах или даже попасть кому-нибудь по голове - весьма солидны.
Состояние, когда человек не может осознать настоящую причину проблемы и вследствие этого начинает бездумно метаться, как зверь в клетке, называется «воспалённое сознание». Трудно себе представить биржу с сонными, вальяжно расхаживающими брокерами, лениво покуривающими сигары и не знающими, куда деться от безделья. Всё с точностью наоборот. Когда сознание воспламенено, человек начинает искать «пятый угол» то есть – метаться.

Насколько долго я так вповалку пролежал на сыром полу, пропитавшем мою спину холодом, хрипя и сморкаясь кровью, до белых кругов в глазах сжимая веки от невыносимой головной боли, я не знал. Гул тем временем уже прекратился, и народ понемногу выходил наверх.
- Всего двадцать минут шарахало, - негромко сказал кто-то.
Двадцать минут, значит... Я был уверен, что гудело несколько долгих, страшных часов...
- Мужики, хана этому, - легонько пнул меня кто-то носком ботинка, - новенькому.
- Мрут же как мухи этот молодняк. И чего они лезут сюда? -Запричитал чей-то хрипящий голос.
- Зря спасал что ли, - протянул уже знакомый мне грубый мужской бас.
Я было снова хотел возразить, но из горла в который раз издался лишь непонятный клекот.
- А н-н-нет! Живучий! - Захохотал хрипун.
Он приподнял меня и аккуратно прислонил меня к стене.
- Как же хуё-о-во-о, - тихо выдохнул я.

Снова этот хрипящий гогот. Я злобно глянул на него исподлобья, но мужик не подал виду. Вместе с тем самым, почему-то зеленым парнишкой, они подняли меня по ступенькам наружу. Кошмарное ночное небо уже успело превратиться в предрассветные багровые сумерки, и под лучами оставленного фонаря засверкали крупные капли начинающегося ливня. Постепенно трезвея, я поспешил освободиться от помощи и самостоятельно побрел в дом, да бы не промокнуть.
Часть из прятавшихся в подвале людей сидела возле дымящегося костра. Кто-то что-то увлеченно помешивал в котелке, кто-то бездумно пялился на разгорающийся огонь, а другие уныло тыкались в планшетниках. Устало плюхнувшись на один из импровизированных стульев, я трясущимися руками закурил. Наконец, поборов волнение, я поднял глаза на хриплого.
- Где я? - Неожиданно громко спросил я. - И кто вы все?

- В аду! - На полном серьезе ответили мне. - А мы все черти!
Не оценив шутку, я поудобнее уселся на ящик и завернулся в военный китель. Колдующий с ложкой у котелка остряк было крикнул что-то еще, но я уже не слушал. Снова неприятно засвербело в висках. Точно так же, как полчаса назад. И то ли дело было в изрядном количестве выкуренных сигарет, от чего у меня повысилось давление и, как следствие, заболела голова, то ли то было последствием небесного катаклизма, который я недавно наблюдал, то ли голова закружилась просто от голода. И как бы в подтверждение последней версии у меня протяжно заурчал живот.

Это летнее утро выдалось на удивление холодным, как какой-нибудь ненастный осенний день. Разразившийся было дождь, уже успокоился, и большинство людей разбрелось кто куда. Докучать с вопросами никому не хотелось, все здесь казались какими-то неприветливыми и несловоохотливыми. Один так вообще меня там куда-то послал. К бургерам, кажется?.. К американцам что ли?

Впрочем, чувство голода было гораздо ощутимей всех прочих, и я не долго думая, начал устанавливать котелок над костром. Воду в пятилитровой канистре мне радушно предложил еще один такой же как я молодой парень. На вид он был самым настоящим задохликом, зашуганый весь такой. Во всяком случае мне так показалось на первый взгляд.
Кивнув в благодарность, я влил часть воды в котелок и достал из рюкзака суп быстрого приготовления. Аккуратно надорвав упаковку с лапшой, я ловко вытащил из него маленький пакетик суповой основы.
Высыпав половину, я спрятал специи и лапшу обратно в рюкзак, и выудил от туда небольшую банку с уже почищенной и нарезанной свежей рыбой. Одним движением свинтив крышку, я осторожно нюхнул - не пропала ли моя рыбка. Удостоверившись в свежести продукта, я довольно улыбнулся и быстро вытряхнул содержимое банки в уже бурлящую воду.

Поминутно помешивая свое нехитрое варево поварешкой, я бросил беглый взгляд по сидевшим рядом с костром людям, которых здесь осталось всего трое, включая меня. То был угрюмый мужик с забинтованный ногой, разговор с которым у меня не получился, и добродушный с виду паренек, подавший мне бутыль с водой. Я вздохнул, выбор сводился к одному варианту.
- Так это, как же я здесь все-таки очутился? - Решил я завязать разговор с молодым пареньком.
- Животный... Вы его видели? Не помню, как его имя... С ним еще кактус был...или алоэ, я не помню... Я - Костя... Не знаю...не помню ничего...
Сказать, что я ничего не понял - ничего не сказать. Сам себе на уме этот чувак. Кактусы, алоэ... Что он несет вообще? Он адекватный? Может под наркотиками? А может я тоже под наркотиками, раз мне небо в таких диких цветах предстает? Парень вдруг обхватил голову и закачался сидя на полу. У него уже и ломка началась...

- Доброго, бродяги, - крикнули нам.
Да, походу кто в ночлежку какую завел. Или в изолятор... Хотя, скорее похоже на какой-то бомжатник для "своих". И как же ж меня сюда попасть угораздило? Вспоминай, вспоминай! Ну же!
- Эй, парень, это мы. Только меня Фикусом кличут, а его Волкодлаком. Забыл что ли? - Хлопнул по плечу молодого один из подошедших незнакомцев.
Фикусы, кактусы... Что за оранжерея?.. Ебанутые блять, на всю голову... - Отвернулся я.
Продолжая периодически помешивать, я устало прикрыл глаза, в пол уха продолжая слушать разговор. Один из вновь прибывших уже успел куда-то отойти, и я довольствовался компанией задохлика и цветка.
- Ну-с, как себя после своего первого Выброса чувствуешь? Мощная штука, а?
- Все-таки наркотики... - Прошептал я.
- И тебе, я смотрю, досталось? Ну, ребята, крепитесь. Выживете, еще несколько Выбросов будете ощущать себя так же. Своеобразная акклиматизация.
Повернувшись к говорившему, я оценивающе посмотрел на него. Довольно рослый, небритый. Слегка грязные волнистые волосы как будто бы зачесанные назад, открывали мне прямой массивный лоб. Потупив взгляд, я снова принялся копаться в рюкзаке. На этот раз на свет явилась буханка хлеба, которую я успешно разломал руками. Не отрываясь от своего занятия, я решил первым нарушить молчание:
- Фикус, да? - И не дожидаясь ответа я продолжил, - а можно ли узнать, где мы находимся?
На мгновение в голову закралась мысль, что мы узники какого-то научного лагеря и на нас ставят эксперименты. Пробуют вакцины, смотря за поведением и реакцией. Правда ад...

Человек изучает природу со времени своего появления на Земле. Изучение природы дает ему очень важные знания, без которых невозможна сама жизнь. Первые сведения о природе человек получил из практической жизни, он использовал для своего существования природные материалы, накапливал знания о растениях, животных, небесных телах, наблюдая различные изменения в природе. Эти сведения добывались тысячелетиями, они и послужили основой будущих научных знаний.

А какие познавательные средства используются на теоретическом уровне научного исследования? На первый взгляд может показаться, что достичь более высокого уровня обобщения, присущего теоретическим законам, можно путем увеличения количества наблюдений и экспериментов. Но на самом деле, это далеко не так. Взять, к примеру, тот же закон сохранения и превращения энергии, одно из известнейших всем положений школьного курса физики. Данный закон не мог быть выведен экспериментально (из опытов), то есть путем индуктивного обобщения наблюдаемых фактов. Не выводится он и чисто логическим путем как следствие из принятых утверждений. То же самое можно сказать о законах движения и обо всех других фундаментальных теоретических законах любой области познания. На этом уровне познания в дело вступают творческое воображение человека, выдвижение гипотез, использование метода, так называемого научного моделирования.

Многие законы науки первоначально выступают в форме гипотез, то есть предложений, догадок. Иногда гипотезу воспринимают как что-то надуманное, искусственное. На ум сразу приходит фраза Ньютона: "Гипотез не измышляю". Но научный поиск без них невозможен. В ходе исследований наступает этап, когда новые факты не укладываются в рамки прежних объяснений. Вот здесь и выдвигаются разнообразные гипотезы, отдельные из которых затем находят подтверждение.

Научная гипотеза в известном смысле является моделью. Здесь рассуждение строится по формуле: "Такое могло бы быть". Многие модели построены по принципу упрощения: "Опустим для ясности некоторые детали". В качестве примера подобной модели можно привести идеальный газ: под ним подразумевается газ, в котором отсутствуют столкновения между молекулами, поэтому они движутся полностью независимо друг от друга.
Нередко модель строят по аналогии. Такие модели использовались еще в глубокой древности. Один древнегреческий философ представлял себе строение жидкости, то есть физическую модель, по образцу сыпучих тел, прежде всего всем известного зерна.

В современной науке широко применяется математическое моделирование, где объектом-заместителем выступают системы математических уравнений. Вместе с тем и образные модели продолжают работать на науку. Так, например, существует байка, что одного немецкого физика к открытию формулы бензола подтолкнула встреча с бродячим цирком, в котором перевозили обезьян. Те висели в клетке, цепляясь лапами и хвостами, кто за стенки, кто друг за друга.

Обобщая вышесказанное, можно заключить, что модель в науке используется как аналог реальности, нечто, способное заменить в определенном отношении изучаемый предмет. Это не само явление, а некое упрощенное его изображение, используемое для проработки возможного результата.

Так значит, если не принимать в расчет прописные истины мироздания, можно предположить, что в этой так называемой Зоне все существует по каким-то другим принципам и законам, мне еще не известным. К тому же, - многозначительно почесал я подбородок, - эту Зону ведь и охраняют. В памяти всплыло мое проникновение мимо армейского БТР'а.
Современный научный эксперимент - это нередко техническое чудо, где используются сложнейшие и чувствительнейшие приборы и оборудование. Часть из них вообще можно смело назвать настоящим промышленным сооружением. Так возможно ли то, что данная Зона как раз таковым и является? Если немного напрячь извилины и покопаться в памяти, то можно понять, что данная Зона охватывает по площади зону поражения после взрыва Чернобыльской АЭС. Так возможно ли, что это своего образа научный эксперимент? Да, несомненно, циничный, приведший к смерти множества людей, но ведь насколько он глобален. Однако, что он в себе несет? Какой его смысл?

Я вдруг резко отдернул руку и схватился за мочку. Задумавшись, я и не заметил, как схватился за край котелка.
Мысли мои немного увели меня в глубину себя и абстрагировали от окружающих. Болевое ощущение же быстро вывело меня из данного состояния, и теперь я чувствовал себя несколько странно. Можно было назвать это осадком, как, например, после случайной встречи с ненавистным и противным тебе человеком. Снизошедшее на меня прозрение подвело меня к целому ряду мыслей, часть из которых кажется абсолютно абсурдной и сюрреалистической. А ведь, грубо говоря, все под боком происходит... Кстати, и что же делал тут отец?.. Неужели его работа понадобилась в данном эксперименте? Он ведь у меня интеллигентный, инженер, как не крути... - Совершенно неожиданно вспомнил я об не так давно почившем отце, наливая похлебку в пластиковую миску.
А я ведь даже не грущу о его смерти... И о вещах всех этих думаю слишком отрешенно, что ли... Как будто бы меня это вовсе и не касается...

Тут к костру вернулся недавно прибывший парень. С ужасно бесящей на лице улыбкой, он присел невдалеке от меня. Волкодлак, кажется, - припомнил я. Он сразу же завел разговор со своим приятелем, и я, не сочтя нужным их не подслушивать, лишь сильнее навострил уши, ибо "угрюмый хромоножка" настойчиво намекал, что молодой, которого бинтует Фикус, является зомби.

Как бы я не пытался следить за разговором, как бы не силился, значение большинства фраз так и осталось для меня непонятным. Медленно наворачивая свою похлебку, я и не заметил, как ребята поели, быстро пошушукались и уже собрались уходить. Бросив нам на прощание: "Удачной Зоны, сталкеры", они развернулись и зашагали куда-то в сторону от покосившихся массивных ворот. Я недолго еще наблюдал их маячившие спины через выбитое окно, пока они, наконец, не скрылись за горой какого-то внеочередного мусора.

Удачной Зоны? Значит, на этом "самом интересном месте на нашем чертовом шарике грязи", удача нам нужна как никогда? Я хмыкнул и подсел чуть ближе к костру.
Тишина, лишь слышно уютное потрескивание пылающих поленьев. Кепка слегка сползла на глаза, так что я даже и не пытался разглядеть, что делает там этот "хромоногий", я только чувствовал своим мокрым и словно бы избитым телом мягкий сухой жар, и видел подсохшие, но все еще липкие пятна на своих кроссовках.

Любовь - это привязанность, сердечное влечение какого-либо человека к другому. В какой-то момент своей жизни любовь у каждого человека становится главное вещью, единственным стремлением, затмевающим все вокруг. Любовь, ровным счетом, такая же философская тема как и смерть. Вечная.

Смерть - это завершение жизненного пути. Душа человеческая порывает с земной оболочкой и переходит в мир иной. Весь этот процесс покрыт для человека пеленой тайны. Адам и Ева, живя в раю, были бессмертны, но они ослушались Бога, вкусив яблоко с древа познания. И Бог покарал их за это, лишив вечной жизни. Теперь людям для того, чтобы снова попасть в рай, нужно постоянно трудиться духовно и физически. И смерть является своеобразным порогом, переступив который, души праведников попадают в рай, а души грешников обрекаются на вечные муки. Получается, если есть Бог, то человек - раб. Почему? Потому что "свобода есть отрицание всякой власти, а Бог есть власть". Это можно считать своеобразной аксиомой.

И это действительно было бы так, если бы не было Христа. Он открыл людям, что Бог - не власть, а любовь, не внешняя сила власти, а внутренняя сила любви. Любящий не желает рабства любимому. Между любящим и любимым нет иной власти, кроме любви. Власть любви уже не власть, а свобода. Совершенная любовь - совершенная свобода. Бог - совершенная любовь и, следовательно, совершенная свобода. Когда отец говорил мне: "Не моя, а твоя да будет воля", - это не послушание рабства, а свобода любви. И не потому я не нарушал волю отца, что не мог, а потому что не хотел.

В образе моего отца было для меня что-то нечто священное, непререкаемое. Он был высшим авторитетом, чем-то вроде "pater familias" в Древнем Риме. Моя любовь и глубочайшее почтение к нему были безусловны. Ни разу у меня не возникало желание не только оспорить мнение отца, но и даже частично не согласиться с ним. Отец был суров, немногословен, трезв, возможно, и мудр. В моем отношении к нему было что-то религиозное, ни дружеское, ни товарищеское, но иерархическое, принимаемое как единственно правильное обеими сторонами. Нечего говорить хотя бы о малейших следах амикошонства. В том, что я любил отца, обожал его, не было сомнений, но не было и нежности, позволяющий расслабиться в чем-то важном. Он знал, что мне нужно и верил, что я сам пойму, чего мне не хватает.
Однако, я жалел его. Жалел столько, сколько помнил себя. И теперь, когда его не стало, я не чувствовал ровным счетом ничего. Это пугало. Мне казалось, что это рушит нашу глубокую с ним связь. Впрочем, что есть связь с мертвым человеком?

- А что, - решил первым нарушить я неловкое молчание и отвлечься от беспокойных дум, - Выброс этот ваш так опасен, что от него зомби можно стать?
Вопрос прозвучал как-то неожиданно бодро, и дремота, напавшая на меня, ненадолго отступила. Поправив кепку, я бросил беглый взгляд на хромого. Тело его в неровном свете костра едва заметно вздымалось и опускалось. Притворяется спящим что ли?
- Батут! - Осторожно окликнул я его, - может, хотите позавтракать? - Предположил я, - у меня тут, подобие рыбного бульона... - Протянул я ему миску.