- Я уже совсем большая, и умею хорошо… На пол прыгать с табуретки и садиться на горшок… - Тихо бормотал я детскую песенку себе под нос, восходя на высокий холм, который обычно и скрывал под своей тенью болотный бар. Благодаря этому низенькие строения не видели с высоко летящих вертолётов, которые, в свою очередь, низко не летали из-за гравитационных аномалий, расположенных на верхушке холма. Я откуда-то помнил, что было одно-единственное крушение, которое было вызвано неаккуратностью пилота, который решил пролететь к ним слишком близко.
- Я уже совсем не детка – куклам суп могу варить...
Я остановился отдышаться – всё-таки очень тяжело при всём снаряжении, с «Сайгой» в руках, с крупнокалиберной винтовкой за спиной, идти вверх по склону.
Кстати тогда пилот задел таки хвостом аномалию и та, раскрутив многотонную винтокрылую машину вокруг своей оси, отшвырнула её как игрушку куда-то в трясину. Горе-ас не справился с управлением, и аномалия переломала все важные функции «вертушки» отправив ту кормить болотную фауну…
Передёрнувшись, я двинулся дальше, дабы не кормить местных хищников, что могли наблюдать за мной из кустов. Я ведь почти дошёл…
- Только мне не разрешают… – Я остановился уже на верхушке холма, опёршись об огромный, стоящий на вершине дуб, и едва ли не выронил «Сайгу» от изумления, вызванного открывшимся мне видом.
- Слово жопа говорить! – Быстро прочёл я песенку, не обращая внимания, что подал голос слишком громко.
А ведь посмотреть было на что: бара на болоте больше не существовало. Его место заняли сплошные руины, испещрённые воронками от взрывов, глубокими кратерами от ракетных попаданий, а также возле едва выживших фундаментов стояли мёртвые навеки веком остатки знакомых мне БТР-80. Техника застыла на подходе к зданиям, показывая проходящим мимо, что это место приняло тяжёлый бой. И проиграло в неравной схватке с военными.
Я невольно сжал кулаки и поиграл жвалками и сжал кулаки – дробовик повис на одноточечном ремне, но пока что мне было совершенно индифферентно. Когда-то это место было полно сталкеров и местных забулдыг. А пока я провёл неизвестно сколько времени в отключке – его разбомбили военные – больше некому привозить сюда огромное количество техники… Разве что мифическому «Монолиту» - группировке, чьей приоритетной целью была защита своего драгоценного камешка. Но это же Юг! Не могли они с центра Зоны до сюда!.. За такой короткий промежуток времени!..
Схватив «Сайгу», я, негромко побрякивая снаряжением – бесшумно это было сделать просто нереально! – начал оскальзываясь, спускаться вниз с холма, по направлению к руинам и остаткам зданий.
Чем ближе я подходил к скелетам деревянных строений, тем явственней чувствовался невыветриваемый запах гари, запах войны, проходившей здесь определённое количество времени назад… Как же так?..
В Зоне уже совершенно точно начало темнеть, поэтому я позволил себе немного осмелеть – может быть если я расположусь прямиком здесь, в подвальчике какого-нибудь здания, то я смогу пережить ночь?.. Ведь по-любому вояки окопались здесь же и просто так ходить было стопроцентно опасно, но "зелёные" же вряд ли ожидают косяка у себя под носом в виде по-военному одетого сталкера со снайперской винтовкой на камуфляжном рюкзаке?..

… Я спустился с холма, готовя к бою «Сайгу» - если тусовавшиеся в этих местах военные накроют меня из пулемёта, мой дробовик окажется самым ненужным оружием в борьбе с ними. В таком случаем, можно было снять с рюкзака ОСВ, и в прицел прошерстить местность, которую я собираюсь пересечь. Хотя бы чисто ради проформы, и чтобы показать себе, что я вообще такой же боец, как и они, разве что службу не проходящий…
Сухо защёлкали под моими ботинками обгоревшие сухие тростинки и деревяхи – остатки бывшего бара на болоте; и хруст этот, казалось, разносился на далёкие километры, доносясь до какого-либо из патрулей. Но это - опять же – если вояки обосновались тут после обширной зачистки. Если их не было – то идти тихо также не помешает, ибо местное зверьё никто не отменял.
Громко ухнула какая-то большая птица, чёрной тенью взметнувшаяся с одиноко стоящей посредине руин сваи. Поначалу она казалась мне лишь декором среди изуродованных домов, но это сволочь оказалась живее всех живых, и своим звуком наверняка привлекла чьё-нибудь внимание. И этот кто-то…
- Зеникин, иди проверь! – Послышался голос где-то впереди, и я завертел головой, приседая за одним из деревянных «зубьев», торчащих из бетонного обугленного фундамента. – Там вроде шастает кто-то. Заодно и боевое крещение пройдёшь!
Тот же голос довольно заржал, распугивая своими децибелами всю местную мелкую фауну, и, может даже, привлекая, более крупных хищников. Если таковые здесь ещё охотятся.
Я громко выматерился – откуда-то из глубин разрушенных одноэтажек что-то отчётливо щёлкнуло, и блеснул яркий луч прожектора, быстро зарыскавший по скелетам домов, словно дикая собака. И только спустя полминуты он замер на месте. Но вдобавок к этому я услышал тихие, вкрадчивые шаги – невидимый мне Зеникин таки выступил на боевое дежурство, и сейчас боязливо шагал по освещённому коридору, что проделал для него не только мощный прожектор, но и наверняка второй номер дозорного расчёта, что сейчас стопроцентно приготовился стрелять, сидя в укрытии. И если у него там маскированный пулемётный ДОТ, то мне конец – крупнокалиберные пули в два счёта прошью фанерные обломки за которыми я прячусь, а если даже пулемётчик не знает где я, то ему не составит труда потратить патронов, но зато прошить всё, что скрывает от его глаз потенциального нарушителя, что осмелился ступить на прожжённую войной землю.
Надо отступать.
У меня даже сердце застучало быстрее, и отдышка появилась, будто бы я километра три пробежал, хоть и застыл на месте, как вкопанный, прислушиваясь к окружающим звукам.
- Тут чисто, – услышал я голос Зеникина, но был уверен, что останавливаться на достигнутом эта сука не собирается. Наоборот, патрульный пройдёт почти до холма, дабы удостовериться, что поблизости нет врагов, чтобы потом не сидеть, как говориться, «на очке» и паранойе, забивая себя мыслью, что где-то в округе может бродить неподстреленная, чисто гипотетически вооружённая, скотина…
К несчастью, у меня не было ни гранат, ни камней, дабы зашвырнуть их куда-нибудь в сторону, шумом отвлекая внимание, и дать драпу по холму. Был, конечно, артефакт Вася, но его кидать я не собирался уж факт…
«Всё слишком сложно, да?» – Усмехнулся я про себя, и внутренне подобрался, приготовившись совершить поступок, равнозначный самоубийству, но активно одобряемым чем-то внутри меня.
Раз, два, три!!
На отчётливо ясном для самого себя выдохе я сделал выпад вперёд, вынося половину корпуса, оружие и голову за стену деревянного «зуба», служившего мне укрытием. Сердце бешено колотилось, не желая успокаиваться, и я, не ожидавший такой предательской паники от своего организма, вынужден был полагаться только на свои навыки, полученные на учениях.
Я глубоко вдохнул, и, щурясь от света прожектора, выстрелил по ростовой фигуре, идущей в жалких пяти метрах от меня; причём выстрелил наобум, не глядя в мушку, которая растворилась на фоне яркого луча. В ушах шумело ровно до того момента, пока я не ушёл за укрытие.
На выдохе я ушёл обратно за свой «зуб», едва не потеряв равновесие от перевешивающего меня в момент выпада бронежилета. Затем я быстро сменил левую руку на правую, и быстро высунулся с другой стороны моего ненадёжного укрытия, слушая крики боли подстреленного мною Зеникина, слишком поздно дорвавшиеся не только до моих ушей, но и также до состояния, сжавшегося до уровня боевой машины, которой плевать на крики раненых... Опять, идущий на доли одной секунды, захват цели, глубокий вдох и выстрел по прожектору – снова вслепую…
Что-то дзенькнуло, и луч погас, возвращая всё в более привычное тёмное состояние.
Дострелил… Из «Сайги»… До прожектора… Блин…

… В себя я вернулся уже во время нового марш-броска по спуску с высоты, который я буквально «пролетал» наискосок – мой разум явно нёс тело куда-то в сторону хуторка, уютно расположившегося у кромки воды. Я покрутил головой, и это стало моей ошибкой: споткнувшись, и, теряя равновесие, я полетел вниз, ударяясь о выступающие камни, толстые корни деревьев и неровности холма.
Переворот, ещё один, и вот я буквально еду на пятой точке по глинистому спуску, метясь ногами прямо в уходящий резко вниз обрыв. Мгновение – я пытаюсь затормозить каблуками берцев, разбрасывая во все стороны грязь, но уже не могу хоть как-то предрешить падение: спуск с высоты был слишком крут и стоит надеяться, что под обрывом находится вода, или что-то мягкое…
Ещё чуток, и тело отрывается от земли, лишь доли секунды пребывая в свободном падении, и до мозга доносится печальный сигнал в виде моего охрипшего голоса:
- Крыша, бл*дь!!
Нелепо и комично размахивая конечностями, я почувствовал удар, проломал своим весом ветхую, пологую крышу деревянного строеньица, поднимая вверх тучу пыли, а также матную тираду, вырвавшуюся из горла заместо крика боли, которую офигевший от пережитого мозг ещё не осознал.
Не осознал, поэтому просто отключил тело, разрешая мне пробыть в таком состоянии до самого утра, а мысль о вояках и погоне мгновенно улетучилась, оставляя меня в забытие…

… Мой друг улетел. Улетел, чтобы найти в Зоне свою смерть. Или новую жизнь, я пока ещё не знаю. Но через месяц я, собрав всё самое необходимое, отправился за ним на этом же самолёте, что когда-то увёз его на Украину.
Через военный блокпост, разделяющий реальность от чуждого для человека измерения, я прошёл по блату, сопровождаемый тяжёлыми взглядами людей, которые видели в Зоне достаточно, чтобы крикнуть мне в спину:
- Смотри не сдохни там… Сталкерьё.

Последнее слово эхом отдалось в моей голове, и вся картина – такая знакомая и далёкая - мигом потухла, как если бы в комнате выключили свет, погружая её во тьму. Я испугался, как маленький ребёнок, который как раз и находился в этой комнате. Испугался, но всё вспомнил. Вспомнил, зачем именно я пришёл сюда, в эти гиблые, поражённые радиацией места. Зачем провёл здесь долгие и томительные месяцы, сопровождаемые такими видами, которые бы не выдержал ни всякий обычный парень моего возраста.
Я вспомнил, как я лазал по близлежащим канализациям Кордона, как рассекал Свалку, стараясь найти его. Это было трудно, и мои поиски не увенчались успехом, но я не сдавался. Я пообещал себе, что не покину Зону Отчуждения, пока не найду Антона Шухова – бывшего диггера и моего друга.

- …как тебя зовут? И… Где у тебя болит?..
Видимо за мгновения до пробуждения я испустил тихий стон – сейчас моё раздражённое горло саднило и нещадно драло, будто бы я проглотил кусок наждачной бумаги, перед этим, проведя его по глотке несколько раз.
Голос, спускавшийся, словно с небес, явно принадлежал девушке, вот только разглядеть я её толком не мог – в глазах стояла пелена из слёз, которая явно очков к зрению не добавляла. Плюс ко всему – меня начало укачивать и штормить, как будто я на корабле плыву, откуда-то из живота к горлу начал подкатывать кислый ком, а это – недобрый знак, поэтому я просто прикрыл глаза, стараясь привести себя в порядок, но девушке «на небесах» это явно не понравилось:
- Нет-нет!.. – Донёсся до меня её тихий, приятный голос. – Не улетай снова!
Вот – я хотя бы теперь понимаю интонацию, отчётливо слышу тембр, наконец-то определил пол, а это уже хорошо…
- Давай-ка, приходи в себя, ну! Я не смогу тебе помочь, пока ты в отключке.
Помимо голоса, интонации и осознавания чувства реальности происходящего, до меня начали доходить и другие ощущения: например боль в области позвоночника. Такая, будто бы я лежал на камне – тело было чуть выгнуто к верху, но голова, всё же, в приподнятом состоянии. Крайне неудобно, но именно это и заставило меня окончательно раскрыть глаза, проморгаться и даже поднять руку в перчатке, протирая грязной поверхностью ладони лицо.
Мгновенно я увидел потолок, стены, яркий, тёплый свет от костра, и симпатичную девушку, сидящую рядом. Я резко отпрянул от неё назад, словно от врага народа, упираясь спиной в стену. «Сайги» при мне не было – на груди висел пустой одноточечный ремень. Однако, миловидная мародёрша с каштановыми, достающими до плеч волосами, поскупилась забрать у меня рюкзак и ОСВ, которая наконец-таки открепилась от него и сейчас лежала у меня в ногах.
Тяжёлый ILBE так и был на спине, так что именно он упёрся в стену, не давая мне дальше прохода, так что я тщетно сучил ботинками по дощатому деревянному полу, не совсем осознавая, что мне делать дальше. Достать до винтовки и стрелять? Не успею. Да и проломаю себе плечо, выстрелив из крупнокалиберного оружия без должной стойки.
Я замер, оглядывая помещение, которое я попал: обычная халупа – в Зоне таких полно (я всё ещё надеялся, что я в Зоне) – сложенные из досок стены, покрытые сухими, отваливающимися в некоторых местах нежно-розовыми обоями; заштукатуренный потолок, весь в чёрных пятнах от сырости, по углам виднеется плесень. Где-то слева от меня – деревянная лестница наверх, справа – дверной проём в другое помещение.
Осознавая, что надо что-то сказать, подать голос, я хрипло спрашиваю:
- Ты кто такая?
Горло всё ещё саднит – в рюкзаке фляга с водой, поэтому я деловито снимаю его с себя, прилагая некоторое усилие, затем открываю верхний клапан, доставая НАТОвскую флягу.
Тёплая, отвратительная жидкость обливает горло, но я всё ещё поглядываю в сторону девахи, что сидит напротив.

… Вот он, касатик.
Новый персонаж, вошедший в помещение, мне сразу не понравился: подтянутый, но невысокий мужчина, одетый в чёрную, забугорную форму, поверх которой наброшен тёмно-зелёный пыльник с глубоким капюшоном. На ногах – летние крепкие шведские кожаные берцы, которые своими тупорылыми носами и толстой, многослойной подошвой выдают себя с головой. Носок усилен и по-любому подкован, так что нарываться на удары не стоит, ибо как минимум тяжесть его бот обеспечит мне не самое сладострастное пребывание здесь… Я внимательно оглядел его лицо – оно обезображено, покрыто синяками, неприятными опухлостями и гематомами. Похоже, его недавно били и, возможно, даже ногами, как говаривал один известный актёр озвучки…
Но вот главное отличие, за которое я возненавидел было в том, что в руках у ублюдка покоилась моя «Сайга». Личное оружие морпех узнает из тысячи, и совсем необязательно только лишь потому, что оно подписано и закреплено за бойцом его номером. Морпех узнаёт свою винтовку по виду. За все месяцы, проведённые вместе с оружием, в условиях, когда ты чуть ли не спишь с ним в обнимку, держишь его в руках, любовно покачивая, как любимую женщину, ты начинаешь выучивать форму и угловатости своец пехотной винтовки.
Но «Сайгу» я узнал не только потому, что отбегал с ней несколько месяцев, а по толстому слою грязи, оставшейся после всей передряги с вертолётом, пересечением болота, и прочих происков. Даже у Доктора я не удосужился проверить своё личное оружие, хоть как-то почистить его, хоть возможность и была. Старею… А причина, по которой это самозарядное ружьё не могло принадлежать «чернушнику» была просто – по его боевитому виду, по тому, как он вошёл в помещение, как держал «сайгу» можно было смело предположить, что он из военных ребят и своё оружие бы до такого состояние не довёл. Даже палец солдата лежал на стенке ствольной коробки, тогда как на ружье даже предохранитель стоял. Это говорит лишь о двух вещах: либо парень дурак, либо стопроцентно знает, что успеет поставить переводчик огня в нужное расположение, пока я буду дёргаться…
- Кто такой? – Подал голос паренёк, присев передо мной. Теперь он занял место той девчонки, которая, в свою очередь, перешла к дверному проёму. Тактично, тактично…
Голос у «допросника» был мягким, но одновременно требовательным, но мою голову посетили более интересные мысли: а «допросник», собственно, это тот, кто допрашивает, или тот, кто терпит пытки и кого допрашивают?..
Не особо обращая внимания на котовасию, происходящую под черепной коробкой, я пожал плечами и, убирая флягу с водой обратно в рюкзак, ответил, вновь поглядев в глаза вояке:
- Сталкером являюсь, врать не буду. Стрелял действительно я, по прожектору у бара… Вернее… Там от бара одно слово осталось, и там черти военные сидят.
Договорив, я понял, что сейчас получу пинок подкованным шведским берцем – если парень этот действительно военный, то сейчас он пнёт меня за «чертей» и мало не покажется. Хотя с чего ему тогда быть избитым, если он из вояк?.. И почему одет не по уставу? И что он вообще здесь делает? Патруль? Не поверю. Его спутница одета совершенно по-сталкерски. Быть может с поста ушёл, гуляет, да по бабам шляется? Ну хочется одинокому солдатику любви, что такого? Надо контр-вопрос бы какой задать, чтобы совсем овощем не показаться…
- А вы кем, уважаемые, будете? – В свою очередь спросил я, искоса глядя на мою «сайгу», которая покачивалась в руках у вояки. И, помолчав, добавил, кивая в сторону оружия: - Два патрона там, если что. Из восьми. С Болот самых не перезаряжал, на удачу надеялся. Плюс двоечку у военных высадил…
Я не знал, зачем зря сотряс воздух сведениями о количестве боезапаса в магазине моего гладкоствольного ружья. Просто, наверное, мне хотелось поговорить, послушать свой голос во время разговора, прислушаться к ощущениям внутри, и хоть как-то занять время.

Получив своё оружие обратно в руки, я обрадовался, и радости моей не было предела. Родная «сайга», пусть и не так долго у меня пробывшая, спустя полминуты снова болталась на одноточечном ремне, а я уже надевал походный ILBE, повинуясь заявлению немного напуганной «мародёрши», которая вдруг резко решила свалить, и мгновенно вернулась, прижав ладошки к пухлым щёчкам на овальном личике: «кровосос!».
В данной ситуации, я не шибко вообще понял, кто это такой, и почему так изменился в лице непробиваемый военный, что стоял неподалёку от меня. Однако, раз все так закопошились, значит бояться есть чего, и надо действовать. Если я даже спрошу, кто это такой, на меня просто рукой махнут и скажут «не высовывайся» и всё будет хорошо», но если вдруг нужен будет огонь всех трёх человек…
Быстро перезарядив гладкоствольное ружьё, я снял его с предохранителя, и смело шагнул вперёд, привычно поднимая «сайгу» на уровень человеческой головы. Всё как на учениях. Всё по инструкции…
Я быстро вышел в обшарпанный и воняющий сыростью и плесенью коридор, и прижался к стене слева, всего в метре от дверного проёма – я точно помнил, что нельзя выходить наружу, пока не проверишь все углы и местность на доступные тебе для обзора градусы.
Ночная тишина и холодный, колючий воздух. Шепчущие что-то кусты прямо по курсу, еле покачивающиеся деревьях, неслышно хрустящие от стоящего лёгкого мороза… Краем глаза я заметил тень слева, у практически незаметной тропинки, поросшей невысоким бурьяном, повернулся, и, вскинув оружие, выстрелил.
Кажется... Мимо.
Что там на сей счёт гласит инструкция?..
Я сделал два шага назад со вскинутой «сайгой», беспомощно крикнув:
- У меня контакт! Эй, военный, надо засесть где-нибудь в доме, и прижать его в комнате, что ли!
Понятия и не имел, что это за зверюга, но идти на неё в ночи было бессмысленно. А вот расстрелять его в комнате из трёх стволов – вполне себе вариативно.
Прогоняя про себя весь план атаки, я параллельно оглядывал мёртвую, заражённую радиацией, флору Зоны, в которой явно что-то копошилось. Дробовик я не собирался опускать ни на секунду – всё старался высмотреть в близлежащих кустах эту фигуру, в которую я стрелял ранее, но тщетно. Похоже, первый раунд за неведомой зверюгой… Надо хотя бы прозвища новых временных напарников узнать, для должного ведения боя!
Негромко, уверенный, что меня слышат лишь союзники, я проговорил, не отводя взгляд с деревьев и кустов:
- Военный, позывной свой скажи! Девушка, тебя тоже касается! Я – Ашер.

***

***

… Я испуганно шарахнулся в коридор, прижимаясь к стене. Дробовик я от беспомощности опустил, осознавая, что стрелять больше не в кого – единственный враг был повержен и обезглавлен, а его убийца, слегка пошатываясь, рухнул на землю без сознания, слегка подёргиваясь в конвульсиях. Ненадолго, я даже понадеялся, что военный умер, но потом мысленно обругал себя за такие мысли – Кактус (или как его) буквально спас мою шкуру, отправившись на кровососа с ножом. Хоть и меня смущал именно этот поступок – выйти с холодняком против двухметрового зверя, способного даже по своему виду надавать хорошего леща. Однако вышел же… Да ещё и голову ему оторвал.
- Вита? – тихонько, срывающимся голосом, позвал я девушку, стоящую где-то позади.
Тело Кактуса надо было срочно перетащить, однако, подходить к изуродованным останкам хищной твари я не спешил. Во-первых – крови там было достаточно, чтобы я отбросил кони вместе с лежащим навзничь военным, просто так, от испуга. Во-вторых, меня отталкивала ночная тишина, опустившаяся на хуторок, а также всё те же высокие кусты, в которых могли прятаться другие, не менее кровожадные мутанты…
Вита не отзывалась, и мне пришлось пересиливать себя.
Стараясь, дышать через рот, я неуверенно сделал шаг-другой к лежащим в кустах телам, и заметно ускорился, подходя поближе. Запах крови забился в нос, охватил меня, и к горлу мгновенно подкатил кислый ком рвоты. С учётом того, что я ничего не ел, меня будет тошнить желчью, а это достаточно мало приятного…
- Вита! – уже громче и настойчивей позвал я, но снова тщетно. Девушка наверняка уже удрала. Или тихо сидит в одном из помещений – она наверняка также видела кровавое представление…
Я сел на колени перед лежащим на земле военным, и, стараясь не глядеть влево, где лежал изувеченный кровосос, пощупал пульс на запястье. Затем поднял руку в перчатке к шее, замерев… Едва чувствующиеся толчки под моими пальцами указали на то, что Кактус жив, но полностью пал под накрывшем его шоком.
Решительно встав на ноги и, отбросив «сайгу» за спину, я привычными движениями потянул за руку тело вояки на себя, и, охнув, подлез ему своей шеей под торс, с трудом выпрямляясь. Такое я творил на учениях – перетаскивал для санитаров раненых (конечно же понарошку) бойцов, с одного места на другое. Также я носил капельницы, помогал правильно вводить шприцы манекенам и тому подобное… Но учения – это одно, а нести на себя в реальных условиях потерявшего сознание, тогда, когда твоя спина открыта и сзади может быть нанесён удар, не совместимый с жизнью… Это страшно. Хотя с другой стороны, если я хотел быть похожим на тех, кого любил всей душой, я был готов потерпеть. Всё равно моя голова пошла уже набекрень с самых первых дней в Зоне Отчуждения…
Я дотащил Кактуса до помещения, в котором, не так давно, очнулся я сам, и как мог, не очень аккуратно, положил его тело на дощатый пол. Надо бы конечно пенку постелить, или покров какой, ибо замёрзнет же этот маньяк, но я всё же надеялся на близость разведённого костра, трещащего в нескольких метрах от нас…

… Пенку я всё же из рюкзака достал, положив на неё военного – уже, конечно, не без помощи подошедшей Виты – та очевидно пребывала в шоковом состоянии, молчала, и на вопросы отвечать отказывалась.
Накрыв Кактуса его же кителем от «черноты», я сел рядом, и также молча, немного улыбнувшись, передал девушке галеты с шоколадной помадкой, которые я достал из ИРП.
Содержимое моего рюкзака уменьшилось ещё на один индивидуальный рацион. Банка с говядиной для нас с Витой, и ещё отдельная для бормочущего во сне Кактуса, которому также нужно оставить галет и сладостей, ведь я представлял, как его организм потребует их по пробуждению...
Говорить с девушкой мне было неловко – как только я формулировал вопрос в голове, я начинал краснеть, и стабильно прятал лицо глубже в арафатку. Таким образом на неё поглядывали лишь два любопытных глаза, заточенные между полями панамы и «воротом» моего шемаха. Однако, время шло, а вояка не просыпался – надо было срочно нарушить тишину, и я брякнул первое, что пришло мне в голову:
- А тебя как зовут-то?
И чуть в сердцах по лицу себе не дал за этот вопрос – сказали же, что Вита, ну что ты как дурак…
Я быстро изменил форму вопроса:
- Я имею ввиду… Настоящее имя. Меня, к примеру, Артём зовут, приятно познакомиться.
От волнения, держащего меня в узде, я чуть не сказал «Павел». Ну какой, какой к чертям «Павел»?!..
Я поглядел на огонь. Дым, исходящий от костра, валил прямо на меня, а какой же скотине принадлежала идея развести костёр в помещении, где было всего одно окно, я даже не догадывался. По всем правилам походов, не советовалось разводить огонь в домах. Даже по такой системе, как здесь – обрезанная наполовину ржавая бочка, в которой трещали ветки. Дыму попросту некуда деться, и есть шанс просто задохнуться...
Когда-то давно, на Большой Земле, мы с Шухом устроили костёр прямо в помещении, ведущим на крышу заброшенного здания. Оно было маленьким, всего полтора на полтора метра, и дым от костра был настолько сильным и густым, что мы были вынуждены морозиться на улице и ждать, пока помещеньице проветриться…
На миг я даже переместился в то время, и мне даже показалось, что я слышу голос Антона, его мат и тихие ругательства, когда он выходил из задымлённого проёма, размахивая перед собой рукой…
Я открыл глаза – всего лишь микросон. Прикорнул на посту, хех…
Взглянув на Кактуса, я покачал головой – тот всё ещё лежал на спине с закрытыми глазами. Рот был приоткрыт, и было слышно, как он тяжело и глубоко дышит. Спит, собака…