| Ирбис | Дата: Четверг, 03.01.2013, 00:32 | Сообщение # 1 |
Сообщений: 3089
Репутация: 1292
Награды: 2
Статус: Offline
| г. Грозный, 1995 год
Пробежка от угла кирпичной трёхэтажки, до подъезда полуразрушенной «хрущобы», полуразвалившейся под непрекращающимся вот уже пару часов артобстрелом, стихшим всего пару мгновений назад, заняла всего каких-то пару мгновений. Один раз я крепко споткнулся о кусок арматуры вылезший как нарочно, возле моего левого берца из невеликой кучки щебня. Не знаю как, но в голове крутится только старая солдатская молитва: «эта пуля не моя, моя следом пошла», которую перед смертью поведал дед….
… - Моя следующая….
Молитву прервал глухой стук пулемётной очереди, строчка тяжёлых пуль врыла многострадальный, весь в выбоинах и трещинах асфальт в трёх метрах впереди. Напрягая последние силы, я рывком добежал до широко распахнутой железной двери подъезда пятиэтажки и нырнул в холодную сырую темень. В следующий миг, серия из пяти разрывов заставила дверь с визгом захлопнуться, град осколков и мусора забарабанил по ржавому железу. Оперевшись спиной о шершавую стену, покрытую облупившейся зелёной краской, я съехал вниз и полуприкрыв глаза, выдохнул вонючий воздух и отхаркнув чёрную, пополам с кровью мокроту начал искать в кармане сигареты. До заслона артбригады было уже не далеко, как и сказал Макаров: дальше по улице слышался бодрый стук крупнокалиберного пулемёта и откликавшихся ему более лёгких стволов, там шёл бой. Странно, звуки войны уже не так пугали, как неделю назад, когда сводную бригаду в составе которой была и моя рота только-только бросили в Город. Командиры хриплыми голосами зачитали приказ президента и министра обороны о восстановлении конституционного порядка в этой маленькой. Но шибко независимой республике и…. Дальше начался бардак: ротного убил снайпер в первый же день, потом убило ещё двух офицеров, а спустя две недели непрерывных уличных боёв от нашей полнокровной роты, более ста тридцати человек, осталось сорок прокопченных, израненных и почти безоружных людей. Каждый переулок Города превратился в смертельную ловушку, «духи», как называл покойный комроты местных абреков и помогавших им смуглых людей в непривычном, добротном камуфляже, словно играючи забивали помехами нашу командную частоту, отстрелили антенну на штабной машине, пару раз издевательски предлагая сдаваться. Подразделения бестолково блуждали в лабиринте разрушенных зданий, поскольку не было даже приличных карт местности и подземных коммуникаций. Местные этим пользовались, часто выходя в тыл растягивающимся колоннам федералов, или как черти из табакерки выныривали внутри расположения измотанных частыми бестолковыми стычками частей, пройдя под землёй, через систему городской канализации. Это чертовски сильно давило на психику молодых солдат. Были те, кто соглашался идти в плен: подняв руки и вопя от неизбывного ужаса, вчерашние школьники бежали прямо навстречу взрывающимся грохотом и огнём оконным проёмам.
Тем же, кто не повёлся на духовскую уловку и остался, был уготован только один выбор – драться. И мы стояли, вгрызаясь в руины какого-то длинного двухэтажного здания, похожего на склад не представляя, где находимся и сколько нас ещё осталось. Всякий раз, как тени в добротной амуниции и с незнакомым оружием выходили, громко крича в мегафоны:
-Руськи свиння, садавасья!
Их встречал разрозненный треск ответных очередей. Я слышал, как стучал пулемёт на правом фланге, но не долго: «духи» дали дружный залп тремя «мухами» заставив пулемёт замолкнуть на полуслове. В те короткие мгновения, когда удавалось оторвать взгляд от расцвеченных всполохами огня и трассеров руин где засел враг, я сидел в углу какого-то закутка, недалеко от собственноручно оборудованной стрелковой ячейки и просто смотрел в стену, боясь заснуть. «Духи» часто делали вылазки, воровали уставших солдат, а на утро швыряли нам головы или отрезанные гениталии похищенных. Постепенно привыкаешь к мысли, что уснуть можно и на время, а вот пробуждения может и не случиться вовсе. Поэтому, живые вокруг меня, поразили бы в другое время пустыми, стеклянными от недосыпа глазами, но не теперь, это точно. От сна отвлекало курево, последнюю пачку я выменял у погибшего сутки назад парня, с которым так и не удалось толком познакомиться, всё что я знал, это его имя – Тимоха и то, что он был некурящий, но постоянно хотел жрать. Мне, курильщику с более чем семилетним стажем, проще было без хавки, нежели без табаку, так мы и обменивались, пока довольно субтильному Тимохе не срезало осколком мины пол лица. Когда вокруг постоянно кого-то убивают, а смерть ходит с тобой плечом к плечу, быстро учишься двум вещам: никогда не завязывать долгих знакомств и быстро падать, если слышишь близкое шуршание мины. Вот и сейчас, занемевшими от холода и напряжения красными пальцами выуживаю смятую пачку «Примы», прикуриваю, пряча огонёк в кулак. Есть почти не хотелось, но всегда отчаянно и остро хотелось воды, жажда порой вытесняла всё, даже желание жить. Страх быть убитым, испарился на третий день, когда вытаскивал из-под обрушившегося перекрытия обычного пятиэтажного дома раненых сослуживцев. Тогда вспомнилась фраза из старой детской книжки, о зависти живых к мёртвым. Судите сами: одному парню здоровенным куском железобетонной плиты размозжило обе ноги выше колен, мне и санинструктору штык-ножами пришлось резать чёрные от крови штанины брюк вместе с мясом и осколками костей раздробленных ног. Потом негнущимися от холода и скользкими от чужой крови пальцами перетягивать жгутами уродливые культи, стараясь не смотреть на дело рук своих. Безногий боец был в шоке, поэтому не умер от боли сразу, а мучился ещё дней пять. Раненый не способный двигаться человек, это ещё хуже чем покойник, тогда, глядя на окоченевший синий труп покалеченного парня, я это понял раз и навсегда. Прятаться и бегать от своей смерти тоже не получится – многие пытались отсидеться за спинами товарищей, шептали молитвы, как и я сам, но погибали иногда не успев закончить просить небеса о пощаде. И тогда меня охватило странное безразличие к собственной судьбе, только в кармане бушлата я теперь таскаю тяжёлую оборонительную гранату, на случай если доведётся очутиться на месте того безногого парня. Теперь всё вытеснили только сиюминутные потребности: пить, спать и курить, а жизнь стала заботой того, кто играет моей и сотнями других судеб, просить о милости того, кто всё уже решил и запланировал для всех и каждого, мне кажется зряшним занятием. Робкий меленький снег толком не выпав таял, или превращался в грязное чёрно-коричневое месиво, в котелке такой не растопишь, а жажда вытеснила почти все остальные ощущения. Но вода была нужна ещё и для другого: проклятое «весло», как тут все называли мой «калаш», часто заедало. Само собой, что случалось это от того, что даже в короткие промежутки, когда удавалось сомкнуть глаза, я стрелял. Часто стрелял на тень, подозрительный звук или просто в те короткие паузы, когда тишина давила на сознание близким ощущением беды. Чистить «ствол» приходилось раствором воды с золой от прогоревшего костра, не ахти какой уход, но нагар снимается хорошо, главное – тщательно потом протереть части насухо, чтоб не пристыли в такой пакостной погоде как тут. Погода вообще не радовала: то снег, то оттепель, но простуженных почти не было, почему – не знаю, может простуда просто не успевала за духовскими пулями, а может стресс не давал людям расслабиться, выжимая из организма последние резервы. Сначала, воду брали в подвале склада, там прорвало трубу и вода просто утекала куда-то под землю из развороченной магистрали, нас спасло то, что пустые фляги из-под последнего горячего ужина, нам приказали заполнить водой, прямо оттуда. От жёлтоватой, отдающей говном и ржавчиной влаги хотелось блевать и жутко крутило живот. Потом поток воды иссяк и у нас остались только шесть теперь уже тоже пустых термосов. Но у «соседей» из второй роты, занявших позицию в похожем строении слева, не было и этого. Понадеявшись на близость водокачки, что была как раз на другой стороне железнодорожного переезда, в двухстах метрах от позиций роты, они потеряли убитыми шестнадцать человек. Духи развлекались прицельной стрельбой по обезумевшим от жажды солдатам, пытавшимся набрать воды, глумливо и громко комментируя каждый свой удачный выстрел. Как-то ночью, лейтенант Авдеев, последний из оставшихся на тот момент офицеров, приказал отнести один термос соседям, но «духи» как-то разглядели троих бойцов в кромешной тьме и накрыли пацанов дружным залпом из «подсвольников». Только потом я подумал, что наверное враг достал где-то ночную оптику, но пацаны так и лежат возле пробитого термоса, их это знание уже не вернёт. О смерти своей и смерти сослуживцев, полузнакомых парней, я стараюсь не думать, поскольку все рефлексии вытеснили два желания: выспаться и вволю напиться холодной, чистой воды. И я точно знал, что исполнение этих заветных мечтаний, зависит только от того, как быстро я буду падать и насколько метко стрелять. Остальные мысли просто умерли и я не знаю, смогу ли думать о чём-либо другом вообще, а вернее – проживу ли так долго, чтобы другие мысли снова вернулись в гудящую от грохота боя голову.
Раскисшая земля превратилась в непролазный «пластилин», в котором ноги застревали, кто был в берцах ещё ничего, а вот кто в кирзе – так и норовила местная землица разуть солдат. Противник пёр волнами, в перерывах между атаками не прекращая стрелять по окружённым и уже почти безоружным мотострелкам. Так продолжалось трое суток, пока не вышла из строя последняя радиостанция, от которой впрочем, и так было толку не много. Меня тронул за плечо незнакомый призрак в пробитом слева, явно чужом стальном шлеме с вылезшей из-под него ушанкой, надвинутой на глаза. Боец был в фуфайке, перепоясанной каким-то проводом, за который были заткнуты три «рожка» - сорокпятки от пулемёта, а в руках человек сжимал АКС, снаряженный смоткой из двух таких же длинных магазинов. Меня пробил острый приступ зависти, при взгляде на тёплые, ватные же штаны бойца и ладные, заляпанные грязью короткие «кирзачи». Так делали некоторые танкисты, чтобы удобней было в штаны танкового комбеза заправлять и некоторые из старослужащих, для форсу и удобства. Сам-то я навздевал на себя два комплекта белья и пару комплектов полевой формы – всё, что выдали при отправке сюда, бушлат и то снял с покойника, а выданную мне шинель определил под лежанку. Боец натужно откашлялся в рукав фуфайки. Потом оглядел меня тяжёлым взглядом светлых серых глаз и проскрипел непонятного тембра голосом, поскольку из-за постоянного грохота я оглох так, что слышал только близкие разрывы наших мин, которые щедро сыпали нам на голову «боги войны», по услужливо подсказанным «духами» координатам.
- Ты Лопатин Пашка?
Я только кивнул, загасив малюсенький чинарик сигареты пальцами левой руки и убрав окурок в карман бушлата. Сигарет осталось только десяток, я уже с тоской представлял себе тот момент, когда в истёртой пачке не останется даже крошки табаку. Курить захотелось ещё сильней и я с трудом удержал порывистое движение руки за следующей, причудливо изогнутой и сыпучей дозой никотинового дурмана. Боец уловил моё движение, но истолковав его по-своему полез в карман штанов и извлёк на свет мятую пачку крепкой «Золотой Явы», протянул мне ловко щёлкнув ногтем большого пальца по днищу коробки:
- Трофей – Лицо щедрого бойца чуть расслабилось когда я честно показал свою мятую «Приму» - Свои потом покуришь, дело есть. Я – Влад Макаров, ефрейтор из второго взвода, оператор-наводчик…. Бывший, пока. Ещё неделю назад сожгли коробку мою. Давай присядем, щас ребята подвалят будем толковать, как дальше быть.
Взяв одну, непривычно прямую, сигарету и кивнув на тёмный угол справа от окна, я походя оторвал фильтр и снова чиркнув колёсиком одноразовой, зелёного пластика, зажигалки, с удовольствием закурил. После сиротской «примы», с трудом вспомнился аромат давно забытого табака, даже слегка прояснилось в затуманенной бессонницей и усталостью голове. Боец присел рядом. Положив автомат на колени и молча смотрел в другую сторону. Я же спал с открытыми глазами, когда небытие давит на сознание с такой силой, что видя и ощущая всё вокруг, знаешь, что спишь и видится всё что окружает словно в прозрачности стеклянного шара. Из дрёмы вывел шорох щебёнки вот низко пригибаясь к нам подошло ещё трое бойцов, одного я даже вспомнил, это был старший сержант Евсеев из третьего взвода, он часто играл на гитаре, собирая вокруг себя целую толпу солдат, тянущих артисту кто банку тушёнки, кто сигарет, чтобы сыграл что-нибудь лично для них. Теперь ничто не напоминало весёлого, говорливого парня в этом призраке, прокопченном настолько, что узнать Евсеева было довольно трудно. Если бы не светлый чуб, сейчас почти чёрный от копоти, да не сбитая почти на затылок «ушанка» – так бы и не признал его. Глаза сержанта блестели, в них плясали сумасшедшие упрямые искорки, какие бывают у загнанного в угол зверя. Евсеев крепко сжимал в руках пулемёт, это был ПКМ с железным коробом на 100 патронов с которого облупилась вся краска. В памяти был жив случай, когда я видел сержанта на учебном полигоне, Евсеев умело играл и на этом инструменте, всякий раз показывая неплохие результаты даже на предельных для пулемёта дистанциях. Двое других были мне незнакомы, так – ещё пара безликих, пустоглазых теней вроде той, которой являюсь сам, после всего, что рухнуло, придавив все «гражданские», мирные мысли и чувства, имевшие место быть ещё недели две назад. Всё отступило под натиском пережитого и глохло от предчувствия ещё большего зла, которое уже поджидало там, в темноте вспыхивающей факелами пулемётного и автоматного огня, визгом осветительных ракет и чужим, вызывающим злость языком врага. Поняв. Что все собрались, Макаров негромко заскрипел, чертя на ровном куске стены обломком кирпича:
- Патронов почти нет, «духи» под утро замкнут кольцо вокруг склада. Соседей слева уже опрокинули, зашли на позиции и взяли в ножи, сонных. Пока куражатся над трупами, но скоро начнут нам головы пацанов швырять, а часам к двенадцати передавят и нас. Тут только раненые, да ещё десяток бойцов, кто ходить может. Предлагаю прорываться, пока «духи» своё горское самолюбие тешат. Два квартала на север к позициям артдивизиона, там точно наши ещё держатся. Мины перекидали все, сами ощетинились, но держатся. Пока рацию не прострелило, я на пару секунд их штаб поймал, туда и пойдём, ежели все жить хотят.
- А как же раненые?
Этот вопрос задал один из пришлых бойцов, главной отличительной приметой которого, был «спецназовский» шлем-капсула одетый прямо на ушанку но сидящий на голове своего обладателя крепко. Глядя на его нелепую фигуру я вспомнил, что такой шлем был на одном из прибившихся к остаткам бригады круто упакованном офицере. Тот говорил только с лейтенантом, но пробыл с нами не долго – через трое суток его выцелил духовский снайпер, пуля вошла в лоб над правой бровью, смерть получилась лёгкая, «крутому» повезло, если мерить везение здешней меркой. Труп отволокли в подвал, где уже в два штабеля лежали наши собственные покойники. Амуницию видимо растащили, вот этому парню достался шлем. Так и не уберёгший своего прежнего хозяина….
- Погрузим на «волжанку», скаты и мотор целые, запихнём пацанов сколько сможем, закроем «брониками» и пойдём на северо-восток. Сами рядом побежим, пока боевики «соседям» яйцы да бошки резать будут, авось и проскочим. Главное, это держаться всем вместе, а не разбредаться как стадо баранов, стоит только «чехам» разок стрельнуть в нашу сторону. Кучей, да скорым бегом, обязательно прорвёмся. Пару гранат на трупах оставим, чтоб воинам аллаховым жизнь мёдом не казалась, хех. Пушкари сейчас - наша единственная надежда выбраться отсюда, должна же от них быть хоть какая-то польза… Лопатин – обернулся ушлый танкист ко мне – ты, говорят, стреляешь хорошо, сможешь рядом бежать?
Я ничего не сказал, только механически кивнул в знак того, что понял и машинально отсоединил магазин автомата и прижал патроны в «рожке» большим пальцем. Набивка не шелохнулась, значит – полна коробочка. В бою некогда считать патроны, а так, можно на ощупь точно знать, что ещё рано беспокоиться. Можно при набивке «трассеры» вставлять, но где ж их тут теперь найдёшь, если и обычных-то патронов с гулькин хрен. А что касаемо «хорошей стрельбы», так тут Макаров ошибся, ничерта я не меткий, я просто везучий: часто стреляю по наитию и оно не подводит, всего и делов.
Тем временем, наш новый командир распределил обязанности в нашем маленьком отряде и быстро ушёл готовить машину. Я присоединил «рог» обратно, тихо передёрнул затвор и поплотнее уложил в противогазную сумку ещё шесть полных простых «тридцаток» и пересчитал рассованные по карманам автоматные патроны. Получалось ещё около пяти десятков... Разгрузочные жилеты были редкостью, а поскольку часть была сводной, то и снабжение вообще как бы и не существовало вовсе. Хорошо хоть автомат получить успел в той части, из которой нас выдернули на войну. Противогаз выдали неизвестно почему, изначально вообще числился по ВУС обычным стрелком. Но по прибытии сюда, всё так перемешалось, что делать приходится всё, что прикажут, саму маску я выкинул, приспособив сумку от него под всякие нужные мелочи. За эти две недели, я побывал и радистом, нося за взводным тяжёлый короб радиостанции и пулемётчиком, пока не стал тем, кем являюсь теперь – просто человеком с автоматом, которому пока повезло остаться целым и почти невредимым. Всё внутри меня прежнего словно уснуло, а прежний пацан с его проблемами смотрел со стороны на живущее одними рефлексами собственное тело, живущее отдельной жизнью.
- Лопатин, ко мне!
Это снова Макаров, говорил он тихо, дублируя приказы жестами, поскольку и сам уже давно оглох от шума боя. Танкист зная как ловко чичи бьют на громкий голос, предпочитал не орать, говоря так, чтобы тебя не столько слышали, сколько видели жесты сопровождающие речь. Не дожидаясь, пока я встану, танкист уже шустро сбежал по лестнице вниз. Пригибаясь, я спустился вслед за ним на первый этаж. Тут уже было тесно от топчущихся у задней проломленной стены склада, оставшихся на ногах солдат. На руках бойцы перетаскивали раненых и грузили их в лишённую верхней крыши обычную легковую «волгу» - «универсал». Машину уже лишили всех сидений кроме водительского, которое тоже было лишь скелетом без мягкой обивки. Оплавленный в нескольких местах руль, разбитая «торпеда» с чудом уцелевшими приборами и рычагом переключения скоростей, лишённым круглого набалдашника, вот так я увидел наш новый броневик, где на капот и двери навесили растерзанные «броники» старого образца. Раненых уложили одного на другого, укрыв сверху двумя бронежилетами и рваными бушлатами, о том, как грязная рванина убережёт от пуль никто не думал. Просто многие так хотели убраться подальше от «духов» с их священной войной и так закоченели, что некоторые доводы рассудок измученных покалеченных людей просто пропускал мимо. Танкист прищурился и обхватил корявую «баранку» ладонями упакованными в кожаные перчатки с обрезанными пальцами, потом обернулся к сгрудившимся вокруг людям, закопчённым и перебинтованным почти чёрными от грязи и пороховой гари бинтами.
- Бойцы, слушай сюда! – В полголоса, но так, чтобы слышали все начал ефрейтор – Как только тронусь с места, вы бежите рядом и если чичи покажутся вам на глаза, то сразу стреляете. От машины стараемся не отходить, раненые от духов не убегут, на их месте может быть любой из вас. Своих не бросаем, следим друг за другом, помогаем, если кого цепанёт. Помните: по одному сейчас не спастись, наши всего в двух кварталах отсюда. Пробежимся быстро, будем там ещё до обеда. Двигаем вперёд по готовности!..
Те, кто мог ходить и стрелять, обступили машину с обеих сторон и как только мотор «волги» натужно взвизгнув, завёлся, а просевшая под тройной тяжестью легковушка двинулась с места - побежали рядом, постепенно отставая. Я бежал вровень с машиной, возле дверцы водителя бросив короткий взгляд в сереющее предрассветное небо, чаще стараясь посматривать по сторонам, поскольку руины, сквозь которые двигался страшный в своей нелепости наш маленький конвой, в любой момент могли взорваться губительным огнём. Как никогда и с особой остротой я ощутил потребность закурить, но только считал шаги и бормотал почти неслышно дедову скороговорку про чужую пулю….
ФРПГ, где когда-то был объявлен мир на Темной Долине, где точили зубы на РЭД, и где Долг пробивался сквозь тернии, где была война ради выгоды, где нещадно манчили чтобы быть самыми честными, где в секунду зарождались легенды и где месяцами не забывалась старые добрые дни... © Bear-Student
Если ты против, то ты будешь моей пепельницей. © Nikolay
Нахер-нахер эту толерастию. © Dragunov
Ирбис как всегда - первым делом ствол, остальное можно будет достать с помощью ствола. © Freeman
Да у тебя всегда случайно все умирают, кто тебе чем-то не нравится... © Annihilator
Ирбе надо своих НПС вооружить брендированным Pafos Launcher. © Annihilator
|
| |
|
