Сегодня, 22 августа, ровно в полночь мёртвый город Припять озарился неестественным свечением давно погасших уличных фонарей, а улицы оживились призрачными, незримыми для простого глаза силуэтами и фигурами, которые ходили по широким, заброшенным проспектам, гуляли по полуразрушенным универмагам, и хлопали дверьми навсегда умерших автомобилей, часть которых осталась стоять и ржаветь на дорогах. Эта ночь запомнилась двум сталкерам, забредшим в одну из припятских многоэтажек надолго.

Всё началось с лёгкого дуновения ветерка, который почувствовал на своей коже ходок с прозвищем Петруня. По его спине пробежался холодок, и сталкер вскочил на ноги со своей удобной лежанки, вскинув оружие. Однако, мушка так и не нашла цели — вокруг перепуганного ходока по-прежнему были четыре бетонные голые стены, прохудившийся, покрытый коррозией скелет металлической кровати, стоящий в углу, а также одинокий стул, одиноко расположившийся посредине комнаты. Вот только стул-то Петруня сюда и не ставил, а его товарищ, что сейчас мирно посапывал в соседней комнате советской пятиэтажной постройки, вряд ли станет заниматься такой ерундой.

Непослушными пальцами левой руки Петруня аккуратно убрал невесть как оказавшийся деревянный предмет интерьера поближе к окну. Затем, направив оружие на чернеющий дверной проём — глаза сталкера уже привыкли к темноте, да и включать фонарик он не собирался — осторожно облокотился на внезапно скрипнувший подоконник, и мельком глянул вниз, каждую секунду опасаясь, что сейчас кто-то подойдёт сзади и столкнёт его вниз, с пятого этажа.

Та же заросшая дикой растительностью асфальтированная дорога, а также мёртвые, чернеющие окна домов напротив, с каким-то неведомым укором глянули на проявившего любопытство сталкера, и, казалось, тут же потеряли к нему интерес. У Петруне по спине вновь побежали мурашки. На мгновение, ему показалось, что абсолютно из всех чёрных провалов оконных проёмов стоят чьи-то полупрозрачные фигуры, глядящие в его сторону. Чем чёрт не шутит, в конце-концов, это же Припять, мать её!..

Сталкер, приободрившись, сплюнул куда-то в низ, в кроны чернеющих в темноте деревьев, и развернулся в сторону дверного проёма. И тут же обомлел, мгновенно, за долю секунды, растеряв свою небольшую «приободрённость». Рука с ружьём словно онемела, дыхание перехватило, и ходок почувствовал, что даже закричать не может от увиденного. Хотя стоило бы. Напарника бы разбудить...

В дверном проёме невесть как оказалась полупрозрачная, мутная фигура, словно тлеющая на фоне чернеющего провала — от неё расходились в стороны куски какого-то пепла, отдалённо похожие на серые протуберанцы. Фигура застыла на мгновение, и сделала шаг в сторону сталкера, который так и не переборол свой страх и не смог поднять оружие. Ружьё так и осталось смотреть куда-то в пол, а фигура медленно приближалась. Секунда — и она уже одним рывком пересекла тёмную комнату, и встала перед Петруней вплотную. Ещё мгновение — и её холоднючая ладонь мягко и незаметно коснулась его лба, и тело сталкера рефлекторно дёрнулось куда-то вперёд.

И тут же глаза, привыкшие к темноте, ослепил неестественно яркий свет, и чьи-то радостные крики и голоса раздались совсем неподалёку. Перепуганный ходок не мог двигаться, но ослеплёнными глазами видел перед собой… всю ту же пустоту. Четыре голые стены, а также ржавый скелет кровати. Но эти голоса, топот шагов и крики маленького ребёнка за стеной… Всё так отчётливо, этого не может быть!..

Сталкер, кажется, кричал. Нет — вопил от охватившего его рассудок страх. Ничего подобного он ранее никогда не видел, и подобного случая никогда не описывал ни один старожил, который был в Припяти. Кажется, Петруня с Косом будут первыми, кто поделится этой пьяной новостью с мужиками в баре. Если… если, конечно, все выберутся отсюда.

Наконец, паралич отпустил ходока, и тот помчался в соседнюю комнату, проносясь мимо голосов, толкавших его силуэтов, и призрачных источников освещения, которых — как он мог поклясться — не было в реальном мире. Да всего этого не должно быть! И как будто этого было мало, из другой комнаты стало слышно шипение радио, из которого, через громкие помехи, с перебоями, послышалась до боли знакомая песня детства под названием «Крылатые качели» из советского фильма… «Электроник»?

Петруня, тяжело дыша, выскочил в обшарпанный коридор и остановился — в середине он отчётливо увидел как мать в красном халатике в белый горошек заботливо поднимает своего маленького сына, одетого в какой-то цветастый свитер и коричневые шорты. А динамик, меж тем, продолжал надрываться со своими «качелями». Голос поющего мальчика не давал приятное ощущение ностальгии, а лишь будоражил рассудок, и придавал всему происходящему что-то сюрреалистическое.

Мамаша, тем временем, повернулась уже с сыном на руках, и… они оба исчезли во тьме коридора. Даже не растворились, а именно резко пропали, беззвучно, как голографический эффект.

… Петруня уже вовсю бежал по коридору. Оружие он где-то бросил, а про напарника совершенно и осмысленно забыл. К чёрту — лучше было спасать свою шкуру! За какой-то из закрытых дверей кто-то запел. Целый хор мужских и женских призрачных голосов вовсю горланили давно известную песню «Три белых коня». И причём так эмоционально, будто бы ходок слушает какую-то запись прямиком из восьмидесятых! Да какого ж!..

Сталкер, пока бежал по лестнице, включил фонарь. Скрипели двери, а также давно выдранные половицы под ногами. Кто-то чихал, разговаривал, играл на гитаре — заброшенная пятиэтажка наполнилась целой прорвой пугающе реалистичных звуков, которые упрямо не тонули в отзвуке эха собственного топота по бетонной лестнице. Тот тут, то там мелькали тени, а также чувствовался кружащий аромат советских, крепких сигарет, и это вконец выбило Петруню из колеи — не уследив, куда наступает нога, ходок подвернул ногу на одной из ступенек, и свалившись с лестницы, крепко приложился головой обо что-то твёрдое.

А разбудил его Кос. Его рожа, спрятанная под дурацкой арафаткой, а также внимательные глаза, изучавшие лежащего на холодном и твёрдом полу напарника.