Пожилой мужчина по имени Валентин, строго смотрел на меня, сощурив один глаз. Второй он потерял в бою с мутантом несколько лет назад. Он лежал на земле, его автомат валялся рядом с моими ногами.
Мужчина был мёртв, я вспорол ему глотку ножом, который сейчас держал в руках. Я ничего не предпринимал, лишь смотрел на планшет, который лежал на груди старика.
- Косяк, - произнёс хриплый голос из планшета. - За такое не прощают, Сэнс. Тебе конец.
Друзья называют меня Эванэсенс, если короче – то Сэнс. Настоящего имени практически никто не знает, да я его и сам не использую. Для мародёров и рейдеров – никаких имён, лишь клички.
Вместе с напарником Никитой мы сунулись на чужие земли. Тут стоит уточнить, что для рейдеров нет «своих» территорий. Отдельные кланы или и вовсе одиночки шастают то тут, то там, грабя караваны на дорогах. Таковы правила выживания. Отбери то, что тебе нужно. Закона более не существует, тебе разрешено всё, что захочешь, вплоть до убийства. Только не бей своих – иначе будь готов быть похороненным в лесу под ёлочкой.
- Кристину доставьте целой и невредимой. И тогда может быть ты будешь прощён.
Ноги у меня подкосились, к горлу подступил ком. Ведь я знал, что голос всё врёт.

Выпрямившись, я увидел в кармане трупа кусок рваной, грязной тряпки. С моего расстояния и так видно, что на голубой материи угадывались высеченные золотистым буквы и знаки.
Помните, я говорил – не бей своих? Эту заповедь я собственноручно и нарушил.
Наш вожак, который как раз и связывался со мной по планшету, дал простое задание – проследить за его дочерью Кристиной, ведь связалась она с людьми из конкурирующего клана «Красный Рассвет». Больные ублюдки думают, что знаменуют собой новое солнце, новую эру, которая утопит всех непослушных в крови. Таких «мыслителей» после Катастрофы стало тысячи, если не больше.
Мы с Никитой выследили одного из людей «Рассвета», он как раз вёл девочку в лес. За ним, скрываясь в тени, двигался вооружённый человек. Мы с напарником разделились. Он утопал за девчонкой, а я - подсёк Валентина, даже не знав, кто это такой. Но это значит, что второй – также из нашей группировки, и что не один отряд был послан на розыск.
Услышав выстрелы с опушки, я метнулся туда, вырвав тряпку из кармана мертвеца. Автомат я держал наготове.
Выбежав из-за густых деревьев, на ходу отбиваясь от норовивших хлестануть по лицу упругих веток, я замедлился, остановился. Мой напарник стоял ко мне спиной. Чуть поодаль жалась к стволу осины размалёванная деваха с короткими волосами малинового цвета. А возле ног Никиты лежало тело.
- Ты… ты чего натворил?!
Никита по комплекции крупнее меня. Под расстёгнутой военной курткой угадывались мышцы. Массивная голова на короткой шее повернулась ко мне, напарник улыбнулся, кивнул, приветствуя.
- Девчонку спасаю. От изнасилования.
Я вытащил из-за пояса кусок голубоватой ткани, молча бросил под ноги Никите. Тот с недоумением посмотрел на меня.
- И чё?
- А ничего. У «насильника» такая же. Узнаёшь? Тебе мою показать?
До напарника, кажется, начало доходить.
Все рейдеры носили с собой ткань, принадлежащую своей группировке. Мы – синюю, «Рассвет» - красную и так далее. Таким образом было легче опознать тело. Как «жетон смертника» в армии.
- И что делать? - с каким-то детским отчаянием в голосе спросил он у меня.
Я пожал плечами, снял автомат с предохранителя. И прицелился в пискнувшую, оседающую на землю Кристину.

* * *

... Не глядя, я выстрелил одиночным. Пуля ушла выше, впилась в ствол дерева. В стороны брызнули щепки, Кристина вскрикнула и плашмя упала лицом в траву, закрыв голову руками, как будто это могло спасти её от второго выстрела. Смотря на то, как её тело сотрясается в рыданиях, слыша жалобный, почти собачий, скулёж, я не почувствовал ничего. Ни сострадания, ни злости. В новом мире, по моему мнению, выживает сильный и бесчувственный. Жалость следует исключить как атавизм, раз Господь дал нам шанс на новый виток эволюции.
Наш рейдерский клан следует за Богом и называется "Чистое небо". Наши повязки голубые - цвет чистого и мирного неба над головой. Однако, цена порядку - смерть. Путём запугиваний, шантажа и убийств, наши лидеры достигают своих целей. Мы считаем, что отличаемся от того же "Кровавого Рассвета" или "Длани Господни", так как принимаемые нами меры воистину правильны. Нас воспитывают жестокостью, и любовь к Господу прививается также. Через несколько месяцев страшных пыток и мучений даже самый закалённый атеист становится верующим.
Тугодум Никита - мой хороший приятель и напарник, как-то сказал, что мы не отличаемся от бандитов и убийц. Те же методы, только вот прикрываемся Библией. За это я донёс на него Верховному, и Никита получил десять плетей.
Однако его слова позже заставили меня задуматься.
Я не изменил своего решения, но теперь хотя бы понимал, что оно не единственно возможное. Катастрофа породила десятки культов, сект, группировок и нивелей - так мы называли далёкие отселёнки, существовавшие по демократическому режиму. Последние пользовались успехом, хотя мы всегда считали, что монархия и единоличие - это настоящий и верный путь правления.
Хочется также уточнить, что я не учился мудрым словам специально. От рождения моя память была феноменальна. Посмотрев на карту пастбищ для охоты, я мог запомнить все пометки и ремарки. Каждое новое слово, услышанное от более образованных людей автоматически фиксировалось и в будущем обязательно всплывало в лексиконе. Моя мать гордилась мной, хотела отдать в лучшую школу, однако отец настоял - сын должен вырасти воином. С детства я учился рукопашному бою, пользоваться ножом и автоматическим оружием. Меня натаскивали хорошие инструктора и надо отдать им должное: они вырастили зверя.
В 18 лет я присоединился к батальону наёмников - полу-уголовному сброду, состоящему из девяти разных национальностей. Подучил языки, и среди "Роты Вавилона" слыл отличным бойцом. Нас отправляли в патрули, на сопровождение и курирование по особо важным делам. "Вавилон" обучал сделанные наспех армии стран третьего мира, хотя после Катастрофы таковой стала почти вся Земля. К этому времени я познакомился с Никитой Фокиным и мы сдружились.
Человеком здоровяк Никита был простым и очень добрым. Врать не умел, злиться тоже. В чём-то он даже походил на наивного ребёнка. Непонимающе хлопал большими глазами, мог надуться как мышь на крупу и молчать полдня. Когда я нажаловался на него Старейшине и Фокин получил плетей, то мы молчали почти неделю. Кончилось всё тем, что я угостил его выпивкой в постный день и, объяснив ситуацию, словил положенного мне удара по рёбрам. Зато потом мы снова начали дружить.
В "Чистое небо" мы попали случайно несколько лет тому назад. Моего друга туда привела любовь, меня же - деньги и вера. Мои родители были весьма набожными людьми. Храм каждые выходные, молитвы каждый вечер. В определённые дни - строгое соблюдение поста. Убийства Бог "Чистого неба" оправдывал, поэтому "Вавилон" я покинул с чистой совестью.

Не знаю, к чему я это всё вспомнил. В клане я с этого момента не состоял. За убийства братьев строго наказывают. И пострашнее, чем пулей в голову. Каким бы профессионалом я ни был - даже у рейдеров есть свои постулаты.
Когда я выстрелил, вскрикнул и Никита. Он не дёрнулся в мою сторону, так как считал, что мои действия - правильные действия. В нашем тандеме я занимал место анализатора и стратега. А простак Никита имел право на физическую деятельность.
Вот и сейчас он смотрел на меня, часто моргая, и спрашивал:
- Что делать, Сэнс?
Я не ответил. Он видел, что я промахнулся по Кристине, и понимал, что сделал это намеренно. Второй раз я стрелять не стал. Подошёл к всхлипывающей девчонке, и, сев на корточки, потряс за плечо:
- Вставай. Вставай, говорю. Всё закончилось. И ты идёшь с нами.
У меня в голове созрел план. И имя этому плану - Степан.